Пользовались этими тыквами и рыбаки. Закинут широкий невод в тихий и глубокий днепровский затон, а на темной глади воды покачиваются рядами опрокинутые горлышками книзу необычные поплавки — бутылочные тыквы. Стенки их не пропускают воду и годами не гниют от сырости.

Так вот и служила бутылочная тыква, как говорится, чем могла. Небогато жили в старину и рады были всякому дару природы.

Но проходили столетия и о тыкве начинали забывать. Все больше вырабатывалось стекла и железа, а из них удобных и прочных сосудов. Даже поплавки на сетях теперь делают из стекла, а еще лучше — из пластмассы.

Реже стали сеять эти тыквы, меньше ими пользоваться и, наконец, почти совсем забыли. Как большую редкость можно встретить их в приднепровских селах, где какая-нибудь верная старине бабуся выращивает вместе с огурцами по нескольку штук этих несъедобных плодов и хранит в них пшено или соль.

В ПОИСКАХ ИСЧЕЗАЮЩЕГО РАСТЕНИЯ

На сборе кружка я рассказал юннатам о виденном в Скворцовке, о том, что я прочитал в библиотеке про лагенарию и что услышал о ней от асканийских старожилов. Глаза у ребят загорелись. Кто-то сразу же предложил устроить поход в Скворцовку, чтобы посмотреть на чудо- скворечню, и сделать это в первое же воскресенье.

— Не торопитесь, ребята, с походом, — обратился я к нашим энтузиастам.— Скворцовка — не близкий свет, да и дороги пока плохие. Не лучше ли у себя такую скворечню устроить, тогда и ходить далеко не придется. А в мае и в Скворцовку съездить.

Однако ни тыкв, пи семян в Аскании не оказалось, хотя я уже второй день спрашивал о них у знакомых. Мне посоветовали сходить на асканийский базар, куда съезжается много крестьян из окрестных и даже далеких приднепровских деревень. Не теряя надежды найти хотя бы одну тыкву, мы распределили обязанности: ребята ищут в поселке, я—на базаре.

Базар в Аскании-Нова собирается только один раз $ неделю — в воскресенье. Колхозники отдаленных сел выезжают из дому еще с вечера или ночью и стараются закончить торговлю пораньше, чтобы за день возвратиться домой. Асканийским хозяйкам в воскресный день подольше поспать не удается: к 8—9 часам утра базар начинает редеть, а вскоре и

совсем пустеет.

Я встал задолго до восхода солнца и в туманной весенней рани больше по памяти находил мощенную кирпичом дорожку, что вела к базарной площади.

Обходя дощатые прилавки, я подолгу спрашивал крестьянок о бутылочной тыкве, но мое усердие иногда вознаграждалось лишь отрывочными рассказами о ней.

— Соберется, бывало, вулыця, — говорит мне словоохотливая старушка, — а хлопцы и принесут черта. Крику-то сколько, смеху — только это после, а сразу пугались не на шутку. Бывало, только тыны трещат, как девчата завидят его, окаянного!

Старушка рассказывает, и я представляю себе сходку молодежи на берегу дремлющего под луной Днепра. Вдали сверкают тусклые огоньки притихшего села, а над лугами и в окаймленных ветлами затонах—трепетный, тревожный и загадочный полумрак. Стихли песни парней и девчат. Все грезит и видит сны наяву.

Но вот во тьме, над болотом вспыхивают два ярких огонька. Они блуждают, словно огненные глаза сказочно-страшного зверя, они приближаются и вдруг... перед оцепеневшими от ужаса не только девчатами вырастает огромная человеческая фигура в белом саване, с огненными очами. Тут-то и «тыны трещат», и «вулыця» разбегается.

А секрет, оказывается, прост. Какой-нибудь разбитной хлопец, мастер на всякие выдумки, прорежет в большой тыкве круглые отверстия в виде глаз, а внутрь поставит зажженный свечной огарок. Накрывшись с головой простыней, он держит тыкву на вытянутых вверх руках и... «черт» готов.

Я постепенно пытаюсь перейти на деловой разговор, но он неизменно заканчивается одним и тем же:

—Как же знаем, знаем о тыквах. Дедушки еще сеяли, да померли. А теперь что-то их не видно у нас стало, не сеют...

С этим шел я дальше, в •другие ряды. Поднималось над полями солнце, в степи играли звонкоголосые жаворонки, базар пустел.

Я уже хотел уходить домой, теряя надежду отыскать исчезающую, но еще не забытую лагенарию, как из соседнего ряда меня окликнула низенькая старушка. Она торговала семенами разных растений, и ей, вероятно, сообщили о моих поисках.

— О тыкве, сыночек, спрашиваешь? — обратилась она ко мне ласково.

— О тыкве, бабуся.

— А я вот разных семян вынесла, а тыквенных не взяла. Думала, не пригодятся. Есть у меня немножко. Да ты на той неделе выходи, а я уж принесу их обязательно.

Оказалось, что у старушки из села Маячки, что километрах в пятидесяти от Аскании-Нова, вместе со съедобными тыквами выросло на бахче и несколько бутылочных.

Я попросил старушку привезти все тыквы, сколько у нее найдется, обещая хорошо вознаградить ее за это.

В следующее воскресенье у меня было три тыквы: две разбитых и одна — целая, а в понедельник явился Рыжик и торжественно выставил на стол пару огромных, отливающих золотом лагенарий. Они были обнаружены в чулане заведующего библиотекой Сергея Дмитриевича.

Дети привезли их прошедшим летом из пионерского лагеря на Днепре. Там они с помощью тыкв учились плавать и взяли эти тыквенные «пузыри» в Асканию, чтобы сберечь до следующего сезона. Когда же по Аскании пронесся клич о поисках таинственной лагенарии, Сергей Дмитриевич с согласия своего семейства передал их юн

натам.

Вскоре собрался весь кружок, и ребята с интересом разглядывали будущие скворечники. Размеры восково-желтых плодов вполне соответствовали величине нормального скворечника. По форме тыква представляла собой два не совсем правильных, разных по величине шара, соединенных довольно широкой шейкой.

Острым перочинным ножом мы прорезали в стенке меньшего шара круглый шестисантиметровый леток и, встряхнув тыкву, высыпали через него семена.

— Скворечня готова! — объявил Рыжик, проделавший последнюю операцию. Так поступили и с остальными тыквами.

Итак, для начала мы имели три скворечника и горстку семян. Плоские, почти прямоугольные семена бутылочной тыквы формой и размерами больше напоминали арбузные семечки, чем семена съедобной тыквы. Стенки плода толщиной около сантиметра обладали значительной прочностью. Когда резали леток, то стенка не сразу поддавалась и скрипела, как подошвенная кожа, даже под острым ножом.

ТЫКВОСКВОРЕЧНИКИ

Стоял сырой и туманный день в самых последних числах марта, когда мы вышли в парк, чтобы развесить там первые тыквенные скворечники. Начались споры о том, чем лучше привязывать тыкву к дереву. Одни советовали шпагатом или веревкой, другие — проволокой.

Шейка у тыквы, казалось, существовала специально для того, чтобы удобнее было привязывать, но Рыжик, который слушал этот спор, сидя уже на дереве, неожиданно заклинил шейку в развилку ветвей, пошлепал рукой по гладкой стенке скворечника и сказал улыбаясь:

— Навеки!

Тыква висела почти вертикально, не шаталась даже от сильных шлепков, и поэтому большинство согласилось с таким оригинальным разрешением спора.

Когда повесили остальные тыквы, уже не заклинивая, а просто, привязав мягкой алюминиевой проволокой, заморосил мелкий дождик, и ребята пошли по домам, веря и сомневаясь в успехе.

Но долго сомневаться не пришлось. Наутро хватил поздний заморозок, а часам к десяти пригрело, как в мае. Скворцы пели, сидя на крышах и деревьях, на телеграфных проводах и даже на заборах.

Ребята прибежали в парк и с радостью увидели скворцов у каждой тыквы. Птицы залезали внутрь гнездилищ и часто постукивали там клювиками по стенкам, убеждаясь в прочности своих новых жилищ. Но сколько ни стучали — сухие и крепкие стенки бутылочной тыквы отзывались на это лишь звуками бубна. Скворцы были удовлетворены. Они деловито выбрасывали из тыкв мелкие белые пленочки от семян и начинали носить на гнездо всякую всячину, начиная от обычной соломы и кончая перьями домашних птиц и даже страусов, подобранными в вольерах и по аллеям зоопарка.

Семена съедобной тыквы высевают в наших местах только в конце апреля, когда почва хорошо прогреется. Мы высеяли семена лагенарии в канун праздника 1 Мая, а спустя две недели после посева уже занимались прополкой и разреживанием всходов. На вопросы служителей зоопарка, работавших вместе с юннатами на огороде и заинтересовавшихся их участком., ребята дружно отвечали:

— Мы выращиваем скворечники!

Те только пожимали плечами.

Когда длинные плети стеблей разостлались по земле, а под круглыми зонтиками листьев появились первые трубочки белых цветов, мы оставили огород в покое. Сорняки для тыкв теперь уже не страшны, да и вырывать их в этот период рискованно: усики на стеблях плот-

по обвиваются вокруг бурьяна и тыквы от прополки могут пострадать.

Цвели тыквы дружно и продолжительно. Пчелы деловито жужжали над цветками, опыляя крупные зеленоватые пестики, а среди еще не увядших цветков виднелось множество мелких завязей. Эти миниатюрные тыковки очень напоминали самого маленького болванчика, который находится в середине разборной деревянной куклы — «матрешки».

Так прошел июнь.

В развешанных весной тыквах запищали первые птенцы, а через неделю они уже просовывали в леток свои вертлявые головки и большими желтыми ртами прямо у летка принимали от родителей корм. На двадцатый день после того, как Рыжик впервые услышал в тыкве писк птенцов, скворчата оставили гнездовье.

Никто не видел, как это произошло. Утром на дереве сидели шесть скворчат и, трепеща крылышками, настойчиво требовали от родителей керма. Заглянул Рыжик в тыкву, а там пусто. Значит вылетели.

Стали следить за другими тыквами-скворечниками и тут уже не упустили момент вылета. В течение двух дней ребята дежурили у гнездовий, и когда из тыквы выскочил первый птенец, защелкали затворы их «Любителей», объективы которых долго и терпеливо наводились на леток. Юные фотографы не упустили случая пополнить свои альбомы, может быть, первыми снимками скворцов у гнездовий из бутылочной тыквы.

В конце августа тыквы на огороде созрели, они пожелтели и высохли прямо на стеблях, семена при встряхивании свободно пересыпались внутри плода и гремели, как в детской игрушке-погремушке.

Ребята уже готовились к началу нового учебного года, но пока он еще не пришел, занялись уборкой необычного урожая, посвятив ему последние дни своих летних каникул.

Ботва на огороде побурела, поникла и не скрывала больше тыкв. Множество круглых, разных по форме и величине плодов усыпали землю. Здесь были и очень крупные тыквы, в которые вошло бы по целому ведру воды, и маленькие — с небольшой кувшинчик, но больше всего именно таких, которые как раз годились для хорошего скворечника.

Собирая и перебрасывая из рук в руки легкие желтовато-золотистые плоды, ребята за один день перетащили их с огорода на чердак сарая антилопника, чтобы зимой на досуге заняться изготовлением птичьих домиков.

И вот желанный досуг наступил — пришли зимние каникулы. Почти ежедневно мы собирались в лаборатории зоопарка и, вооружившись острыми ножами, делали тыквоскворечники. Лаборатория вскоре стала напоминать овощехранилище. Ребята подсчитали околопятисот тыкв.

— А сколько у нас теперь семян! —восклицали юннаты, высыпая их в ящик через прорезанные в тыквах отверстия — летки.

Оказалось, что каждая тыква, в среднем, дает около трехсот семян.

— Триста семян умножить на пятьсот — получится... сто пятьдесят тысяч! —<и Таня всплеснула руками. — Что же мы с ними будем делать?

Рыжик начал мечтать:

— На каждом стебле бутылочной тыквы, — рассуждал он, загибая палец, — вырастет по три, а то и вдвое больше скворечен. Если

бы мы использовали каждое семечко в будущем году, то получили бы....—тут он сосредоточенно наморщил лоб, — полмиллиона гнездовий! Вот это здорово!

— Всех семян нам не

вырастить,—тут же вернула к действительности размечтавшихся ребят рассудительная Таня,—давайте поделимся семенами с юннатами других школ.

Предложение понравилось, и до самой весны шли письма в адрес кружков юных натуралистов при школах Херсонской области. Ребята уже пропагандировали свой маленький опыт привлечения птиц в тыквенные гнездовья, высылали в пакетах семена, давали справки и советы.

Однако семян оставалось все еще много, значительно больше, чем можно было посеять в Аскании-Нова. Избыток семян решили держать в резерве.

ПЕРВЫЕ УСПЕХИ

Снова пришла весна, наступило время развески гнездовий. Шумно и весело в этом году праздновали школьники День птиц.

Тыквоскворечники в руках демонстрантов напоминали кувшины, и казалось, что колонна шествует из магазина, закупив там всю посуду. Играл духовой оркестр, и ребята до вечера веселились в карнавальных костюмах.

Однако праздник не обошелся без неприятностей. Вечером в кругу юннатов появилось несколько отъявленных рогаточников, предводительствуемых второгодником Никитой Щуром. Рыжик прежде дружил с Никитой и вместе с ним лазил в парк через изгородь, толь-

ко цели этих вылазок были у них разные: Рыжик собирал коллекцию яиц, а Щур «охотился» на птиц с рогаткой. Когда Рыжик (Поступил в юннатский кружок, Щур объявил его за это .предателем и старался мстить ему при каждом удобном случае. Щур был нахален, но трусоват. В этом все убедились еще ранней весной, когда он пытался обстрелять из рогатки первые тыквенные скворечники. Рыжик тогда подошел к нему вплотную и заявил в упор: 

— Щур, будем драться..,

Но Щур спасовал тогда, хотя ИкГ ъ! Jgg был годом старше Рыжика, а рос- WEL Jk-wT том выше его на целую голову. Теперь же, в разгар карнавала, Щур появился в компании с тремя задиристыми мальчуганами и искоса посматривал на юннатов, все время пряча свою длинную, изогнутую набок фигуру (одна его рука всегда сидела в кармане глубже другой) за спины спутников.

Ребята дружно распевали куплет сочиненной Рыжиком песенки:

— И не пареная, И не жареная, Без пшена и сальца Привлекает скворца ...

Когда раздался вдруг сильный глухой шлепок, большая тыква взлетела из Рыжиковых рук на воздух. Затем взлетело еще несколько тыкв, и закипела потасовка. Тыквы гулко ударялись о плотную землю и снова взлетали вверх от ударов ногами. Уже было разбито несколько взятых на карнавал тыквенных скворечников и упругие сухие стенки их затрещали под ногами, как черепки, но гневный окрик Рыжика заставил всех притихнуть и остановиться.

— Ну, Щур, теперь ты от меня не уйдешь! — задорно воскликнул Рыжик и, как рысь, вскочил на шею долговязому нахалу. Щур как подкошенный рухнул на землю и, упираясь в нее руками, попятился на четвереньках.

Кое-как освободившись от Рыжиковых объятий, он стал призывать на помощь, но его компаньоны уже бежали под натиском юннатов, тогда и он метнулся вслед за ними, подхватив с земли оброненную в драке фуражку.

К этому времени подоспели учителя и порядок был восстановлен, а настроение у ребят-победителей стало прямо-таки ликующим.

В поисках подходящих деревьев для развески скворечников мы выходили в окрестные поля, где квадраты черной зяби и ковры зеленых озимей окаймлялись лентами лесных полос. Однако посадки эти были еще молодые и состояли из тонких низкорослых деревцев. Лучше других выглядели лесные полосы так называемого опытного поля — квадратного участка в 3 км от Аскании-Нова, где выращивались новые сорта ценных кормовых трав. Для защиты поля от суховеев растениевод Аскании-Нова Павел Самсонович Луновский уже в течение пяти лет заботливо растил вдоль его границ широкие лесные полосы. Павел Самсонович превратил эти полосы в настоящий молодой парк, где росло множество различных деревьев и кустарников. Для этого он брал семена и саженцы из асканийских парков, пользуясь большим выбором испытанных в степных условиях засухоустойчивых растений, а в парках насчитывается более двухсот древесно-кустарниковых пород. Однако и там, в лесных полосах опытного поля, не было еще достаточно высоких деревьев, на которых можно было бы развесить наши гнездовья.

— Без шестов и здесь, к сожалению, не обойтись, — решили ребята и обратились в зоопарк за помощью.

Не без труда мне удалось раздобыть два десятка длинных сосновых жердей, и вот опытное поле приняло необычный, немного странный вид: издали казалось, что его огородили. Вдоль ленты лесных полос, через каждые сто метров, возвышались стройные шестики и на каждом из них с помощью перекладин было укреплено по четыре тыквоскворечника.

Когда был врыт последний шест и тщательно утрамбована вокруг него взрыхленная сырая почва, только тогда начали зарождаться у нас сомнения: будут ли здесь, вдали от поселка и парков, в безводной открытой степи, жить и размножаться, обычно сопутствующие лесу или человеку веселые и общительные скворцы?

Но дело сделано, подождем его результатов.

Ожидание было долгим и тревожным. Внезапно подул крепкий восточный ветер, и наши тыквы на шестах заиграли, как эоловы арфы. Горизонт быстро потемнел, щедрый апрельский пригрев быстро сменился резким похолоданием.

Шесть дней подряд свирепствовала над степью же- иная вспышкой почва срывалась порывами ветра и, раздробленная в темную пыльную тучу, уносилась в пространство. Жуткий стремительный мрак проносился над степью. В безоблачном небе за пылью не видели солнца, а шоферы даже в полдень не выключали фар. За несколько дней по дорогам и у лесных насаждений, как будто сугробы из снега, возникли наносы земли и движение машин на время совсем прекратилось.

В первый же тихий и солнечный день, что наступил вслед за отшумевшей бурей, мы поспешили на опытное поле. Уже издали было заметно, что на некоторых шестах не хватает скворечен (ветер сорвал несколько тыкв вместе с перекладинами и отбросил их за десятки метров от лесной полосы) и все шесты сильно наклонены к западу. Скворцы же, пролетая над полем шумными стайками, то парами, то в одиночку, а иногда и по нескольку птиц сразу присаживались на сухие веточки, привязанные к перекладинам на шестах, и, встряхивая блестящими под солнцем крылышками, захлебываясь пели песни. Время от времени птички залезали в тыквы» а иногда, сцепившись в драке у летка, комом валились вниз и только у самой земли разлетались в разные стороны. К полудню песни стали стихать. Скворцы часто слетали на подсохшую землю и, озабоченно бегая по полю, подбирали там стебельки трав, соломинки, сухие листья, развеянные ветром из лесной полосы, и все это тащили в скворечники. Вот скворец притащил для гнезда слишком длинный и жесткий стебель степной полыни и долго возится с ним у летка, пытаясь втащить внутрь скворечника, и, не преуспев в этом, роняет стебелек вниз,

Павел Самсонович любезно помог нам укрепить раскачанные бурей шесты и снова развесить попадавшие скворечники.

— Спасибо, ребятушки, за доброе дело, — сказал он нам на прощанье. И ребята уходили домой, окрыленные верой в успех начатого ими дела.

Запас тыквоскворечников был еще большой. Как-то в воскресенье, отобрав около полусотни лучших тыкв, мы вышли походом на Питомник. Питомником здесь называют поселок в шести километрах от Аскании-Нова. В большом фруктовом саду, на орошаемых плантациях и бахчах выращиваются чудесные яблоки и груши, крупные ароматные абрикосы, овощи, зелень и огромные арбузы. Ребята знали, что растения на Питомнике ежегодно страдают от множества вредных насекомых, для борьбы с которыми там применяются различные химикаты, поэтому развеска скворечников в этом районе была запланирована еще на одном из зимних сборов юннатского кружка.

День обещал быть погожим. Легкий апрельский утренник опушил уже просохшую дорогу и шагать по ней было легко и радостно. Настроение у ребят было самое расчудесное. Они то и дело подшучивали друг над другом, к чему весьма располагал вид переносимого ими груза.

— Ты что, Рыжик, в полет собрался? — подтрунивала Таня, указывая на две большие связки тыкв, которые нес за плечами Рыжик.

Гроздья сухих плодов совсем скрывали его голову и плечи и делали похожим на продавца воздушных шаров на сельских ярмарках: он нес сразу двадцать тыкв! Весили эти две связки не так уж много, не более восьми килограммов, но вид у носильщика был презабавный.

Незаметно остались позади степные километры, и мы вошли в сад, где на больших деревьях можно было без всяких шестов развесить множество гнездовий.

Я предложил ребятам отдохнуть с пути и не торопиться с развеской, пока я схожу договориться с управляющим главным образом о том, чтобы он первое время присмотрел за гнездовьями, которые из-за своей оригинальности иногда являлись соблазном не только для скворцов.

Управляющего я знал как весьма посредственного хозяйственника, человека недалекого, с довольно злобным характером. Встретил он меня, как я и предполагал, недружелюбно и, недослушав, отрезал:

— Ерундой занимаетесь! Никаких скворечников мне не нужно, а повесите — выброшу!

Я попытался было еще раз объяснить ему полезность этого мероприятия, но он и слушать меня не стал.

— Никаких указаний об этом от дирекции не было, а поэтому убирайтесь «откудова» пришли,—объявил он в заключение, а завидя в саду ребят, накинулся на них с бранью и чуть не пинками выгнал из сада, выкрикивая:

— К яблокам подбираетесь! Я вам покажу-у...

Мы собрались у изгороди и молча стояли сконфуженные, не поднимая друг на друга глаз. Как часто уверял я ребят на кружковских занятиях, что нас со скворечниками везде будут встречать как желанных гостей, а тут такое дело.

Я стал извиняться перед юннатами, что заранее не договорился с дирекцией Аскании-Нова, в подчинении которой был и Питомник, хотя, собственно, и сам не ясно представлял, о чем нужно было договариваться, так как на поселение полезных птиц прописка не требуется, но все же можно было заручиться бумажкой для управляющего...

— Пойдемте в ботанический парк, — выручил меня Рыжик. В голосе его не было и тени уныния, как будто ничего и не случилось.

Взбросив на плечи вязанки тыкв, мы отправились в- обратный путь, стараясь не вспоминать о Питомнике.

Через несколько дней, закончив с ребятами развеску тыквенных гнездовий в асканийских парках, я предложил им снова сходить на Питомник уже с письменным распоряжением управляющему, но энтузиазма не встретил. Тыквы там все же были развешаны, но уже в порядке официального поручения старосты кружка. Скучно было ходить на Питомник.

Начало летних каникул у ребят почти совпало с вылетом из гнездовий скворчат и, пользуясь досугом, юннаты часто ходили на опытное поле наблюдать за птицами и фотографировать. Павел Самсонович радушно встречал юных друзей и угощал их абрикосами, которые на опытном поле были хоть и мельче, чем на Питомнике, но казались ребятам исключительно вкусными. Наблюдения в парках показали, что в тыквенных домиках поселяются не только скворцы. Несколько мелких тыкв заселили воробьи, что вовсе не порадовало юннатов, но во многих гнездились очень полезные для леса птички — синицы и даже асканийские новоселы — мухоловки-пеструшки.

В асканийских парках эти мухоловки встречаются на осеннем и весеннем перелетах, но гнездования их здесь никогда прежде не наблюдалось.

Парки Аскании-Нова не многим уступают лесу, а подходящих гнездовых убежищ там даже больше, чем в любом лесу, но мухоловки-пеструшки в течение многих ты