Skip to main content

Ботаника - Природоведение

Занимательная ботаника (Цингер) 1951 год - старые учебники

Скачать Советский учебник

 Занимательная ботаника (Цингер) 1951

Назначение: Издание рассчитано на самые широкие круги читателей.

 Записки ботаника-любителя об интересных растениях, виденных им самим."Записки ботаника" - это "бесхитростные любительские беседы", как называл их сам автор, физик по специальности и любитель ботаники. Его книга адресована не только специалистам-ботаникам, но всем, кто интересуется природой. Прочитав эту книгу, вы узнаете о деревьях-гигантах и водорослях-пигмеях, хищных и "железных" растениях, прыгающих орехах и цветах-невидимках. Превосходное изложение, понятная простая структура книги привлекли к ней массового читателя.

© "СОВЕТСКАЯ НАУКА" Москва 1951

Авторство: А.В.ЦИНГЕР, Под редакцией и с дополнениями проф. С. С. Станкова

Формат: DjVu, Размер файла: 4 MB

СОДЕРЖАНИЕ

От редактора 3

Предисловие автора к четвертому изданию 5

Гиганты 9

Пигмеи    31

Еще о пигмеях 42

Весенние первенцы наших лесов   64

Розы 76

Сорные травы 89

Анчар   113

Большие цветы 125

Живой якорь i . . 158

Разрыв-трава 166

По поводу кедровых орехов   171

Уроды в мире растений 181

Раненые растения 190

Ботанические курьезы 205

К охотникам за растениями 221

Последняя беседа 233

О „Занимательной ботанике* и ее авторе   237

 

 КАК ОТКРЫВАТЬ СКАЧАННЫЕ ФАЙЛЫ?

👇

СМОТРИТЕ ЗДЕСЬ

 

Скачать бесплатный учебник  СССР - Занимательная ботаника (Цингер) 1951 года

СКАЧАТЬ DjVu

📜  ОТКРЫТЬ ОТРЫВОК ИЗ КНИГИ....

ОТ РЕДАКТОРА

Выпускаемая новым изданием книга А. В. Ц и н г е р а «Занимательная ботаника» является первым посмертным изданием. Эти «бесхитростные любительские беседы», как называл их сам автор, физик по специальности п любитель ботаники, к которой он имел очень серьезные «родственные чувства», были по достоинству и высоко оценены читателями. Поэтому нет необходимости говорить о значении «Занимательной ботаники» и о превосходном изложении и структуре книги, написанной автором, блестящий популяризаторский талант которого всеми признан.

Поскольку последнее, четвертое издание «Занимательной ботаники» вышло в 1934 г., нам пришлось тщательно просмотреть весь текст книги, внеся в него фактические поправки и те изменения, которые вытекали, непосредственно из достижений, обогативших советскую биологическую науку за последние 12—15 лет, прошедших после выхода в свет четвертого издания.

Однако, мы взяли на себя смелость сделать ряд ^дополнений к тексту автора, стараясь построить их по "возможности в том же стиле, в каком написана «Занимательная ботаника». Конечно, сделать это было чрезвычайно трудно, и сколь это удалось, об этом уже будут судить читатели этого нового издания. Такие дополнения были сделаны для эвкалиптов, для секвойи, о цитрусах, подсолнечнике и белладонне; во всех этих местах новый текст выделен квадратными скобками.

Кроме этих дополнений мы включили две беседы, написанные заново: 1) «Еще о пигмеях», (Волга цветет)

ки Н. Н. Кауфманом, автором известного в свое время определителя «Московская флора». «Когда я посмотрел, как Кауфман собирает и исследует растения,— говаривал отец,— когда я послушал его рассказы, у меня точно открылись глаза: и трава, и лес, и почва представились мне в совершенно новом свет-е, полные самого глубокого интереса».

Увлекшись ботаникой на всю жизнь, отец мой умел увлекать и других. Не говорю о многих его последователях и почитателях. Академик С. Г. Навашин в юности готовился быть химиком, но по его собственным рассказам увлекся ботаникой в значительной мере под влиянием профессора математики В. Я. Цингера. Один из лучших знатоков нашей флоры, Д. И. Л и т- винов (б. хранитель гербария Академии наук СССР), по образованию и первоначальной деятельности был инженером; в его увлечении ботаникой огромную роль сыграло знакомство с моим отцом.

Что касается меня, то я в те времена относился к делу совершенно по-мальчишески. Мне все хотелось найти что-нибудь необыкновенное, никем не виданное Я наивно полагал, что в этом — главная суть дела. Среди проявления растительной жизни меня привлекали такие курьезы, как движущиеся тычинки барбариса, взрывающиеся плодики «Не тронь меня» пыльники орхидей, в виде грибочка прилипающие к хоботку насекомого, и т. п.; но подробнее вникнуть в такие явления меня не тянуло, а главное — я оставался равнодушным к тысячам менее эффектных, но иногда гораздо более интересных деталей, которые более вдумчивому наблюдателю открываются повсюду. Еще мальчишкой я мог назвать более сотни различных растений их научными, латинскими именами; но сколько-нибудь толкового представления о системе растений у меня совсем не было. Помню, мне было уже лет 15, когда отец поручил мне разложить один гербарий, хоть приблизительно, по семействам. Что у меня получилось!.. Нечего уже говорить, что чистотел (Chelidonuim tnajus)

1 Недотрога (Impatiens noli tongerel из семейства Бальзаминовых (Balsaminaceae).

попал у меня в Крестоцветные, а дымянка (Fumaria officinalis) очутилась близ Губоцветных; я не усомнился белую водяную лилию (Nymphaea alba) занести в семей- ствЬ Лилейных. Лишь позднее я стал понимать, что узнать латинское название еще не значит определить растение, что суть дела не в названии, а в выяснении степеней родства данного растения с другими.

Из меня так И не вышло ботаника, но привитый с детства интерес, сохранился и поддерживался частыми соприкосновениями с многочисленными деятелями ботанической науки.

Пособирать на досуге растения, покопаться в определителях, почитать о разных чудесах нашей и экзотической флоры, послушать рассказы сведущего специалиста,— все это было для меня наслаждением в течение всей жизни.

Когда я больным попал впервые в благодатный уголок Южного Крыма, тамошняя флора была для меня живым; источником утешения и радости. С чувством горячей симпатии и глубокой признательности вспоминаю я ученого садовода Никитского сада, Эдуарда Андреевича Альбрехта и Сергея Сергеевича Станкова (ныне профессора Горьковского университета), которые были моими руководителями среди исключительных богатств дикой и культурной растительности Крыма. Часто при составлении этих очерков воскресали в моей памяти живые, интересные беседы с этими последними учителями моими в области ботаники, дружески делившимися со мной своими обширными знаниями и увлекавшими своей беззаветной любовью к природе.

Кто любит попристальней вглядываться в жизнь трав и деревьев, тому и лес, и луг, и ботанические сады с оранжереями, и самый простенький букет, и самый скромный посев, который каждый из вас может сделать в горшочке на подоконнике, открывают беспредельные перспективы, ведущие к трезвым, реальным взглядам. па жизнь природы, помогающим не только познать мир, но и переделать его.

Предлагаемые бесхитростные любительские беседы составлены из воспоминаний о кое-каких личных на-

и 2) «К охотникам за растениями». Эта последняя глава помещена вместо главы «Флора СССР как источник сырья», написанной в свое время научным редактором последнего издания.

В конце книги дано также небольшое послесловие «О «Занимательной ботанике» и ее авторе», в котором мы попытались осветить подробнее это несколько необычное явление в истории ботаники, когда профессор физики так удачно и ярко разрешил трудную задачу «сагитировать юных натуралистов», для которых прежде всего написана эта книга, на глубокое и вдумчивое изучение природы.

Сложность всех указанных дополнений заключалась еще и в том, что мне, как специалисту-ботанику не всегда легко было стать на «точку зрения непритязательного любителя»... Одно лишь может служить мне надеждой на оправдание, что если бы, у нас было, больше таких любителей ботаники, как покойный А. В. Цингер, тогда успех и серьезное увлечение ботаникой наших молодых натуралистов были бы обеспечены в еще большей степени, чем сейчас.

С. Станков.

Москва. Май, 1951.

В а ф л я (Телегин)! „Я питаю к науке не только уважение, но и родственные чувства. Моей жены двоюродный брат, изволите ли знать, был магистром ботаники".

А. Чехов. „Дядя Ваня".

ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА К ЧЕТВЕРТОМУ ИЗДАНИЮ

Я лишь скромный, непритязательный любитель ботаники, но сохраняю любовь к растительному миру и течение всей своей жизни, с самого раннего детства. Мои «родственные чувства» к ботанической науке имеют несколько большие основания, чем у чеховского Вафли. Пусть читатель простит меня, если я несколько задержусь на своих «родственных» связях с ботаникой. М моем рассказе о прошлом, может быть, найдется кое-что интересное и для теперешнего молодого поколения любителей флоры.

Отец мой был профессором математики. Всю молодость свою ой провел в Москве, вдали от природы; только лет с 35 начал он довольно регулярно проводить летние месяцы среди полей и лесов. Первое время растительный мир был ему совершенно чужд: по собственным его рассказам, он с трудом отличал рожь от овса. Однако мало-помалу он настолько увлекся ботаникой, что через несколько лет из него выработался опытный, авторитетный знаток нашей флоры, впоследствии отмеченный званием почетного доктора ботаники. Это был, насколько мне известно, единственный случай соединения в одном лице доктора ботаники с доктором математики.

Что же дало первый толчок, побудивший моего отца от формул и геометрических построений перенести свои интересы к формам и жизни растений? По собственному признанию отца, этот толчок дали совместные прогулки и беседы с тогдашним московским профессором ботанических наблюдениях, а также о слышанном и прочитанном, что казалось мне интересным и занимательным. Будет ли это. занимательно для вас, читатель? Если вас могут радовать распускающиеся весенние, почки, первые весенние цветы, всходы посаженных вами семян, и если в вас возбуждают интерес новые для вас растения, если вас привлекает бесконечное разнообразие удивительных приспособлений растительного мира к его молчаливой, но вечно напряженной жизни, тогда в этой книжке вы, может быть, встретите кое-что для себя интересное и поучительное, а автор будет вполне удовлетворен, если ему удастся поддержать и усилить в вас огонек любви к природе и ее социалистической переделке.

Книга была переведена на украинский и немецкий языки 1 и была весьма благосклонно принята и юными ботаниками-любителями, для которых книжка предназначается, и многочисленными рецензентами, и многими натуралистами-педагогами, и несколькими учеными- специалистами. Искренно, горячо благодарю всех, так или иначе проявивших неожиданное для меня доброе внимание к моим ’скромным любительским беседам.

В 4-е издание книжки внесены две новых беседы, несколько дополнений к прежнему тексту и довольно много новых иллюстраций. Согласно пожеланию некоторых рецензентов, научные названия упоминаемых растений приведены не только в русской, но и в общепринятой латинской транскрипции.

Л. Цангер

 

 

„Наиболее- выдающаяся черта, в жизни растения заключается в том, что оно растет: ка это указы  вает самое название его".

К. Тимирязев.

1. Деревья-великаны и их семена

Рост самого высокого в свете человека—около 2,75 м. Высота наибольшего африканского слона около 5 м. Кит-полосатйк—наибольшее из современных нам животных, достигает длины почти 30 м. Накинем еще несколько метров, чтобы получить размеры наибольших давно вымерших «ископаемых» чудовищ; округлим цифру до 40 м. Это—предел, это—рекордный размер, когда- либо достигавшийся „великанами-животными на нашей планете.

Великаны-растения в несколько раз превышают этот предел.

Наибольший рост величайших деревьев несколько больше 150 м (высота Петропавловской крепости в Ленинграде, половина высоты. Эйфелевой башни). Великаны-деревья — самые высокие, но далеко еще не самые длинные представители растительного мира; но остановимся пока на деревьях.

Самые высокие из существующих деревьев — австралийские эвкалипты. Наиболее высокий, точно измеренный эвкалипт имел в высоту 155 м. Второе место

Я твердо намеревался пробыть не более пяти минут: спросить об одной непонятной мне детали в винтовых механизмах некоторых растений и затем раскланяться. Интересовавший меня вопрос быстро был выяснен с той простотой и ясностью, которыми обычно отличаются объяснения глубоких знатоков дела; но затем разговор снова вернулся к Галилею, затем перешел на Ньютона, на Гельмгольца, на Бунзена, на Дарвина, на самые глубокие вопросы естествознания.

Я с восторгом слушал оживленную речь, в которой полновесная ценность содержания сочеталась с легким изяществом внешней формы,— сочетание, дающееся

только очень большим талантам,

Я не заметил, как промелькнули полтора часа. Наконец, я спохватился и стал прощаться.

Климент Аркадьевич,— сказал я,— идя к вам, я собирался поговорить лишь об одной научной мелочи, а вы развернули передо мной картины самых высоких научных вершин.

На это он тоном ласкового, деликатного упрека сказал:

Вы — плохой ученый, если употребляете такое само себе противоречащее выражение, как «научная мелочь». Разве в нашей науке есть мелкое и крупное? Все подлинно научное, как бы оно ни казалось мелким,— одинаково крупно, одинаково ценно.

Юные ботаники-любители! Пусть эти слова будут девизом, начертанным на вашем знамени!

О ЗАНИМАТЕЛЬНО БОТАНИКЕ ЕЕ АВТОРЕ

В научно-популярной литературе, написанной для юношества, «Занимательная ботаника» — явление несомненно единственное и оригинальное. В авторе .этих «непритязательных бесед любителя» удачно сочетались блестящее мастерство методиста-педагога, изящество стиля и тонкое наблюдение окружающей природы в ее самых, казалось бы, мелких явлениях. Это дало небольшой книге, выдержавшей уже четыре русских издания и несколько переводов, доступность в усвоении излагаемого автором материала, строгую научность в объяснении сообщаемых фактов и занимательную простоту изложения, вместе с тем свободную от какого-либо упрощенчества. Наряду с этим, автор ставит ряд вопросов для наблюдений своим юным читателям; иногда прямо говорит читателю: «Не знаю!», «Я этого не встречал!», что придает всему изложению характер действительно задушевных бесед, которые сами волнуют автора, а потому не могут не волновать и читателя.

Тем любопытнее, что эти ботанические очерки были написаны не ботаником, а физиком по специальности, принимавшим непосредственное участие в преподавании физики в Московском университете.

А. В. Ц и н г е р являлся учеником талантливых профессоров Московского университета — А. Г. Столетова и Н. А. Умова, он был автором «Начальной физики», «Механика» и «Задачника по физике». Этот факт следует отметить особо и' потому, что некоторые читатели и даже-иногда специалисты-ботаники считают

авторам «Занимательной 'ботаники» брата Александра Васильевича — Николая Васильевича Цинге р а, выдающегося русского ботаника, специально занимавшегося изучением вопроса о видообразовании у растений, засоряющих посевы льна.

Но «родственные чувства» к ботанике, как мы знаем, не ограничивались у А. В. Цингера только этим. Отец его, Василий Яковлевич, был, как говорят иногда, «двойной» доктор — доктор чистой математики и почетный доктор ботаники... Факт в истории ботаники необычайный, хотя мы и знаем, что одной из специфических и оригинальных черт «московской ботаники», связанной с Московским университетом, было именно то, что занятиям ботаникой с необыкновенной любовью отдавались не только «присяжные ботаники», но ‘ и инженеры паровозостроения, инженеры мостостроения, технологии, а о зоологах, фармакологах, преподавателях и говорить нечего. Недаром в прежнее время называли иногда в шутку «Московскую флору» Н. Н. Кауфмана «опасной книгой», которая, если уже попала кому в руки, то безраздельно увлекала того в долину Оки, в леса и луга,

на холмы и склоны искать и узнавать растущие там травы.

А. В. Цингер, провел свои детские и юношеские годы в атмосфере уважения и любви к ботание, а потому неудивительно, что А. В. всегда проявлял глубокий интерес к жизни растений. Вот почему он так остроумно и начинает свое предисловие к «Занимательной ботанике», делая ссылку на чеховского Вафлю; его родственные отношения к ботание были куда значительней и глубже, чем у Вафли... Он эго часто любил вспоминать, если заходили ботанические разговоры.

Как сейчас помню нашу первую встречу, с А. В. летом 1919 г. в Никитском саду. Мне сообщили, что к нам в ботанический кабинет пришел и спрашивает ботаника какой-то новый посетитель, профессор из Москвы. Выхожу в вестибюль, где были выставлены различные экспонаты и карты; вижу очень больного, сильно согнувшегося человека с характерными чертами лица,

с чудесными лучистыми глазами и острым, .проницательным взглядом.

— Позвольте представиться,— говорит он,— перед вами скромный любитель ботаники, питающий, однако, к ней несравненно болышиё родственные чувства, чем чеховский Вафля — Цингер Александр Васильевич.

Я приехал сюда подлечиться и поселился у вас здесь в соседях в Темис-Су, бывшем санатории Общества врачей. Я буду вашим частым и беспокойным посетителем, так как очень люблю природу, а у вас здесь в Никитском саду такое богатство!

Конечно, я был очень рад такому посетителю, так как, хотя мне и не пришлось учиться физике в средней школе по его учебникам, но я их хорошо знал и видел у своего младшего брата... Знал я хорошо и имя Н. В. Цингера, особенно его работу о засоряю- - щих лен видах рыжика (Camelina) и торицы (Sper- gula).

Мы тщательно осмотрели с Александром Васильевичем музей Никитского сада, а потом отправились бродить по парку. Это была наша первая с ним экскурсия, за которой последовало много, много других. Несмотря на свою болезнь и на то, что из Темис-Су добираться до Никитского сада надо было по извилистой тропинке через глубокую балку,— А. В. очень часто приходил в сад, в ботанический .кабинет и мы втроем (к нам очень часто присоединялся еще садовод Э. А. Альбрехт) ходили по саду и по его окрестностям.

На всю жизнь остались у меня самые лучшие воспоминания об этих прогулках с А. В. среди пышной природы Южного берега Крыма. Бесконечное количество вопросов, живой интерес и глубокое проникновение в сущность жизненных процессов растений,

всегда поражали меня, начинающего ботаника,

в Александре Васильевиче. Его интересовало все: и бобы-хлопушки у пузырника (Colutea cilicica), и разбрасывание семян у бешеного огурца (:Ecbatliam etaterium), и оригинальные колючие разламывающиеся плодики земляных якорцев (Tribulus terresiris), и улиткообразно скрученные бобики крымских люцерн (Ме-

dicago), и ранневесенние луковичные эфемеры, и своеобразные земляничные деревья (Arbutus andrachne), меняющие окраску ствола в течение года от ярко зеленой до шарлахово-краснэй, с корой, слезающей летом лохмотьями. Его интересовали в саду и распластанные этажами ветви ливанских кедров, и крупные с ли- монно-прянным ароматом цветы магнолий, и заморские бугенвиллеи с крупными ярко малиновыми прицветниками,-- напоминающими издали цветы, и с очень невзрачными маленькими цветами, и душистый зимоцвет (Chimonanthus) и японская мушмула (Eryobotrua japonica), цветущие в январе, когда нередко кругом лежит снег, и гордые своей древностью аканты (Acanthus), листья которых еще в античном мире дали мотив для капители колонн коринфского стиля. Его интересовали и черные абрикосы — помеси между сливой и абрикосом, и цветы юкк, и соплодия инжира, или смоквы, и цветы и плоды граната, и покрывающиеся ранней весной бело-розовым кружевом цветков мин- дали... Его интересовало буквально все, он расспрашивал обо всем, забывая о своей тяжелой болезни., Особенно он заинтересовался тогда богатой коллекцией хвойных, завел даже небольшой альбом, куда акварелью стал зарисовывать их шишки. Рисунки получались очень удачными. А. В. подарил потом этот альбом Ялтинскому естественно-историческому музею; может быть он там сохранился до сих. пор.

А. В. был очарован южно крымской природой. Не один раз во время этих прогулок он, как бы мимоходом, говорил мне: •-

— А знаете, хорошо бы было собрать все эти заме-, чательные примеры из жизни растений. Их много’ и у наших северных растений! Ведь, например, наш дафна с малиновыми душистыми ранневесенними цвегтами куда лучше крымской дафны; ее белые цвет^.' совсем без аромата. Как бы все это было интереса изложить в простой, доходчивой форме, • снабдить хорошими рисунками... Вот получилась бы интересная и занимательная ботаника... Вы живете здесь в Крыму, в Никитском саду, среди богатой природы,

240

которая сама уже должна вас воодушевлять. Напишите-ка такую небольшую книжечку!

Я работал тогда над специальным исследованием крымской флоры, да, конечно, у меня в то время еще не было и решимости и мысли заняться научной популяризацией.

Напишите лучше уже вы, Александр Васильевич,— отвечал обычно я,— вы так любите природу, вы восхищены крымскими растениями, у вас столько воспоминаний детства и юности...

Так еще в 1920 г., во время знакомства А. В. с крымской флорой, у него возникли первые мысли

0 «Занимательной ботанике».

В 1921 г. мы с А. В. расстались — и расстались навсегда. Он уехал летом в Москву, а когда я в декабре, 1922 г. переехал на работу в Горький—А. В. уже уехал за границу, в Германию для специального лечения. Потом он перебрался в Италию, слабо надеясь, что, может быть, полуденное солнце Италии сделает его страдания более легкими. Но не помогла и Италия. Из Санта-Маргариты он писал:

И итальянского солнца должно быть мало моим позвонкам. Уже плохо поворачивается шея. Должно быть, надо ехать в Каир, в Египет, под палящие лучи африканского солнца.

Под ярко синим небом Италии, среди лимонных и апельсиновых рощ и шарообразных пиний, среди роз и высоких эвкалиптов А. В. вспомнил далекий, но родной Крым, вновь воскресли у него прежние мысли

1 «Занимательной ботанике». Об этом не раз он писал w3 Италии.

Вернувшись из Италии в Берлин он серьезно. стал  придумывать план книжки и вскоре начал писать ^•дельные беседы. Я не помню ни одной недели, когда т в это время в Горьком не приходилось получать ч. А. В. писем, полных самых разнообразных ботанических вопросов.

Существуют ли розы без шипов?—спрашивал он.— Что такое саранская роза? Нельзя ли получить хороший рисунок и гербарный экземпляр папоротника «Ноч-трава» (Botrychium lunaria)? Нельзя ли полу-

16 Занимательная ботаника 241

чить хорошую фотографию нашей дафны? Как расселялась в России душистая ромашка {Matricaria sua- vfiolens)? и т. д.

Были вопросы и об анчаре, и о тюльпанном дереве, и о магнолии, и о весенних крокусах, и о водяном орехе... По его просьбе я посылал ему в Берлин даже «Флору средней России» П. Ф. Маевского, которая ему была постоянно очень нужна. А. В. с. увлечением работал над своим первым и последним ботаническим произведением.

В это время я был занят составлением небольшой книжечки «Ботанические экскурсии по Южному берегу Крыма». Когда в 1927 г. эта книжка вышла, я, разумеется, первый ее экземпляр послал А. В., зная, как он любил научно-популярную литературу и Южный Крым. Книга была посвящена моим крымским друзьям — А. В. Цингеру и Э. А. Альбрехту, в память наших совместных экскурсий по Никитскому саду в 1919—1920 годы.

А. В. был очень тронут этим, похвалил меня тогда за стиль, но дружески пожурил за то, что не. было в книжке рисунков и- что она была написана все-таки для специалиста-ботаника — студента, преподавателя, натуралиста.

— Это ведь не то, о чем мы с вами мечтали в Крыму, — писал он. — Надо писать еще доходчивее, еще проще, и надо непременно украшать такие издания хорошими рисунками.

В это время А. В. как раз закончил «Занимательную ботанику», которая вскоре и вышла в свет, сразу завоевав себе читателя... Книгу с живым интересом читали юные натуралисты и академики, студенты и профессора, агрономы и врачи и все любители природы...

* *

*

«Занимательная ботаника» завоевала читателя, благодаря таланту ее автора как популяризатора и педагога. По этому поводу позвольте мне вспомнить один интересный факт из его жизни, свидетелем которого мне довелось быть...

Ялта. Народный дом на Пушкинском базаре. Февраль 1921 г. Наркомпрос организовал в городе цикл лекций на естественно-исторические темы. В этом начинании мы все принимали участие, но, конечно, первым был привлечен А. В. Цингер. Кроме него там читали 'В. В. Лункевич' (биология), Г. Н. Неуймин (астрономия), И. И. Пузанов (зоология) и ряд других лиц, которых я уже сейчас не помню.

А. В. предложил лекцию «Силы природы на службе человеку». Он недели две готовился к лекции, желая обставить ее интересными опытами, привлек для этого преподавателей физики, ездил не один раз сам в Ялту. Помню хорошо эту лекцию, которая тогда нас всех поразила.

Посетителей было много. Зал не отапливался; было холодно. Все сидели в пальто и шубах. Сам лектор был в шубе. Лекцию. А. В. читал ПА часа, показывая ряд эффектных и изящных опытов, Говоря о телеграфе, он, например, показывал передачу телеграммы с лекционного стола на хоры и обратно, где были установлены аппараты; показывал ряд демонстраций, пользуясь простыми приборами ялтинских средних школ.

Изящность' и простота речи, яркие доказательства в опытах, прекрасная в целом структура лекции — все это так пленило слушателей, что после полуторачасовой лекции еще часа полтора шли вопросы к лектору и беседа е ним. Может быть это длилось бы и дольше, если бы друзья А. В. не уговорили его уехать домой, опасаясь простуды.

А. В. очень любил Московский университет. Он хорошо знал лично А. Г. Столетова, В. В. Марко- в ни ко в а, Н. А. Умова, К. А. Тимирязева, М. А. Мензбира, П. Н. Лебедева и многих других ученых, составлявших в начале 20 века славу и гордость первого русского Университета. Но особенно А. В. любил К- А. Тимирязева, воспоминаниями о котором он всегда охотно делился. А собеседник А. В. был великолепный, и, где бы он ни появлялся, он очень быстро овладевал и беседой и обществом.

В конце апреля х(точно день я не помню) 1920 г. при-

ходит он как-то ко мне, очень расстроенный, грустный и говорит, что он только что узнал, что в Москве скончался К- А. Тимирязев.

Надо, — говорит он, — устроить в Ялте заседание и непременно почтить память Климента Аркадьевича. Вы, ботаник,, готовьте доклад ботанический, а я выступлю с воспоминаниями о К. А. Тимирязеве.

И вот в начале мая он действительно организовал в Ялте заседание, посвященное памяти К. А. Тимирязева.

Как задушевно, как ярко рисовал он на этом заседании образ Климента Аркадьевича,, с какой любовью и проникновением он о нем говорил!.. Это заседание никогда не изгладится из моей памяти...

А. В. был широко и разносторонне образованным человеком. Он хорошо знал литературу, высоко ценил русскую литературу и особенно преклонялся перед Л. Н. Толстым, с которым был хорошо знаком. И Лев Николаевич очень любил «молодого Цингера», всегда охотно с ним встречался и, между прочим, говорил про него:

Да, у Цингера при значительном числителе, очень маленький знаменатель, что делает его большой величиной ’.

А. В. в Москве нередко бывал в Хамовниках у Толстых. Он, молодым приват-доцентом Московского университета, как-то в тесном кругу в доме Толстых, раздобыв жидкий воздух (а это тогда было редкостью) рассказывал о нем в присутствии Льва Николаевича. Рассказ о жидком воздухе был прост и изящен. Кто-то из гостей запоздал к рассказу, и тогда Лев Николаевич, обращаясь к А. В., предложил:

Давайте, я теперь расскажу об этом. Я прочту лекцию, а уж Вы меня поправляйте, если я неверно понял.

И учитель и ученик оказались, конечно, на высоте положения.

1 Дев Николаевич любил сравнивать человека с дробью; то, что человек есть на самом деле,—говорил Л. Н. Толстой,— его умственный багаж — это числитель, а то, что человек сам О себе думает, какое значение себе придает,—это его знаменатель.

Молодым 19-летним студентом, А. В. принимает участие в домашних спектаклях, устраиваемых у Толстых; в первом представлении «Плодов просвещении» он играл лакея Григория. Театр всегда его увлекал. Особенно был близок А. В. к Московскому художественному театру. Он знал этот удивительный русс-кий театр еще на первых этапах его работы, он присутствовал; на первом представлении «Царя Федора Иоанновича», он был хорошо знаком с К- С. Станиславским, В. И., Немировичем-Данченко, В. И. Качаловым, И. М. Москвиным, О. Л. Книппер-Чеховой и всей труппой театра.

Зато и артисты Художественного театра любил.-! А. В. за его жизнерадостность, остроумие, люботин. к красоте и правде жизни. В. И. Немирович-Данченко, который часто ездил за границу, всегда в Берлине навещал больного А. В. Цингера и, делясь потом своими впечатлениями, всякий раз высказывал удивление тому, что, когда бы к Цингером он ни пришел, всегда у них столкнется с какими-то новыми умственными интересами: то из области математики и физики, то из литературы, то разговор вращается вокруг замечательных раскопок гробниц египетских фараонов и т. Д-

Как-то в одном из писем к Владимиру Ивановичу А. В. писал, что он где-то прочел, будто бы некоторые, ранние рассказы А. П. Чехова печатались без подписи автора. А. В. указывает специалиста по творчеству Чехова, торопит непременно erg*:, разыскать в Москве, чтобы отличить чеховские рассказы от не чеховских.

Он, больной и испытывавший сильные боли из-за окостенения позвоночника, находил и энергию, и живой интерес писать о Чехове, о театре, о литературе, об искусстве. Это было в то же, примерно, время, когда А. В. писал и свою «Занимательную ботанику».

В свое время А. В. ревностно посещал все художественные выставки, отлично знал «передвижников» и восхищался ими. Хорошо зная лучшие картинные галереи Европы, все великие творения Рафаэля, Леонардо да Винчи и Тициана, он тем не менее выше всего ставил русское реалистическое искусство, высоко

ценя полотна Репина и Маковского, Сурикова и Шишкина, Васнецова и Саврасова, Левитана и Айвазовского.

И все-таки, несмотря на такие широкие интересы, которые лежали в самых различных областях науки и культуры, А. В. прежде всего был ученый физик и педагог. Об этом, и только об этом, он думал каждый день и час, где бы он ни был... В своей памяти он нанизывал на тонкую нить мысли все те факты, с которыми он сталкивался в самых различных сторонах своей жизни, и отбирал из них в первую очередь то, что он смог бы использовать потом как физик для своих доказательств. Вот почему в его «Задачнике по физике» нашли отражение и быт, и музыка, и природа, и литература, и история и т. д.

Однако он очень много сделал и для советской ботаники, создав свою «Занимательную ‘ ботанику». Между прочим, он не раз вспоминал в наших беседах о том, как профессор физики Московского университета П. Н. Лебедев, приветствуя К. А. Тимирязева в- 1913 г. в день его 70-летия, сказал ему:

Мы, физики, считаем Вас физиком!

Это очень понравилось Клименту Аркадьевичу; он даже упоминал об этом в одном из своих выступлений.

Обращаясь теперь к памяти А. В. Цингера, мы, ботаники с полным правом, перефразируя лебедевские слова, можем сказать:

Мы, ботаники, считаем физика Цингера ботаником!

С. С. Станков.

НОВЫЕ ПУБЛИКАЦИИ УЧЕБНИКОВ и КНИГ ПО БОТАНИКЕ И ПРИРОДОВЕДЕНИЮ

БОЛЬШЕ НЕТ

ПОПУЛЯРНЫЕ УЧЕБНИКИ и КНИГИ ПО БОТАНИКЕ И ПРИРОДОВЕДЕНИЮ

БОЛЬШЕ НЕТ

Еще из раздела - ПРИРОДОВЕДЕНИЕ

БОЛЬШЕ НЕТ

УЧЕБНИКИ ПО БОТАНИКЕ И ПРИРОДОВЕДЕНИЮ СПИСКОМ И ДРУГИЕ РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ СВ

Яндекс.Метрика