Жизнь и творчество М. Е. Салтыкова-Щедрина (Горячкина М. С.) 1989 год - Советские учебники

Творчество великого русского сатирика Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина — явление знаменательное, порожденное особыми историческими условиями в России 50—60 годов XIX века. Писатель, революционный демократ, Щедрин яркий представитель социологического течения в русском реализме и вместе с тем глубокий психолог, по характеру своего творческого метода отличный от современных ему великих писателей-психологов. 

      Продолжив и революционно углубив традиции гоголевской сатиры, Щедрин создал высокохудожественные сатирические хроники и романы, в которых подверг уничтожающей критике не только государственное устройство России второй половины XIX века, но и основы эксплуататорского общества в целом. Ни один писатель России и Западной Европы второй половины XIX века не нарисовал таких страшных картин крепостнического и буржуазного хищничества, как Салтыков-Щедрин. 

      От первых повестей «Противоречия» и «Запутанное дело» до сатирических романов «История одного города», «Современная идиллия» и последних романов-хроник «Господа Головлевы» и «Пошехонская старина» идейное развитие Салтыкова-Щедрина шло по восходящей линии — от утопического социализма к социализму научному. Он стал одним из предшественников русской социал-демократии, одним из тех великих художников-мыслителей, которые подготовили пролетарский этап революционной борьбы в России. Роль Щедрина в деле пробуждения политического сознания народных масс огромна. 

      И не случайно В. И. Ленин так часто обращался к его творчеству, видя в нем единомышленника в борьбе с эксплуататорским социальным строем. 

      Велико значение Щедрина и для развития демократической литературы 70—80-х годов XIX века. Это отмечали и современники великого сатирика. «Знаете, что мне иногда кажется: что на его плечах вся наша литература теперь лежит. Конечно, есть и кроме него хорошие, даровитые люди, но держит литературу он»,— писал И. С. Тургенев. 

      «Прокурором русской общественной жизни и защитником России от врагов внутренних» называла его революционно-демократическая печать еще при жизни («Искра», 1873). 

      И это определение, пожалуй, точнее других характеризует жизненный и творческий путь М. Е. Салтыкова-Щедрина. 

      Существует аллегорический портрет писателя, созданный малоизвестным художником Д. Брызгаловым. Щедрин изображен на нем выходящим из леса, кишащего ядовитыми гадами и хищными зверями, одетыми в форму царских жандармов и чиновников. В 1883 году Щедрин писал издателю Н. П. Орлову, что портрет этот «так сходственно и с обстоятельством дела согласно изображает существо веществ». Аллегория художника была глубоко правдивой, ибо вся жизнь Щедрина — это ожесточенное сражение за счастье народа России со злыми силами его угнетателей. В конце своей жизни писатель имел полное право заявить, что «погибает на службе обществу». 

      КРЕПОСТНИЧЕСКОЕ ГНЕЗДО 

      Личная биография Щедрина, в сущности, кончается его юностью. Далее идут годы самоотверженного служения обществу. Об этом хорошо сказал В. Короленко: «Был он писатель в большей мере, чем все другие писатели. У всех, кроме писательства, есть еще личная жизнь, и, более или менее, мы о ней знаем. О жизни Щедрина за последние годы мы знаем лишь то, что он писал. Да едва ли и было что узнавать: он жил в «Отечественных записках»... Болело у него то, что болело у русской печати и общества». 

      Щедрин много лет был редактором революционно-демократического журнала «Отечественные записки», закрытого правительством в 1884 году за революционную пропаганду. В конце своей жизни, задумав написать автобиографическое произведение, Щедрин признавался в том, что его личная жизнь, не связанная с общественной борьбой, малоинтересна: «...автобиографический материал очень скуден и неинтересен, так что необходимо большое участие воображения, чтоб сообщить ему ценность». Взяв за основу свое трудное и горькое детство, обобщив жизненные факты и события, свойственные социальному строю России 30—40-х годов XIX века, Щедрин создал роман-хронику «Пошехонская старина». В ней не только раскрываются условия формирования реакционеров и человеконенавистников, но и звучит призыв к воспитанию человека будущего. 

      Родился Михаил Евграфович Салтыков 27 января 1826 года в селе Спас-Угол Тверской губернии в семье богатых помещиков. «Детство и молодые годы мои были свидетелями самого разгара крепостного права. Оно проникало не только в отношения между поместным дворянством и подневольною массою — к ним, в тесном смысле, и прилагается этот термин,— но и во все вообще формы общежития... С недоумением спрашиваешь себя: как могли жить люди, не имея ни в настоящем, ни в будущем иных воспоминаний и перспектив, кроме мучительного бесправия, бесконечных терзаний поруганного и ни откуда не защищенного существования?» 

      Огромный неуютный дом, похожий на серую коробку, стоял почти на голом месте. К нему лепились многочисленные строения для дворовых, для скота, погреба и клетушки для многолетних хозяйственных припасов. За барским имением на многие версты тянулась болотистая равнина, покрытая хвойным лесом. Местность эта, по словам писателя, «самой природой предназначена была для мистерий крепостного права». 

      В доме полновластно господствовала мать — Ольга Михайловна, вышедшая из богатой купеческой семьи, «кулак-баба», по выражению Щедрина. Она не только поставила на ноги оскудевшее, разорившееся поместье мужа, но и в короткий срок удесятерила состояние семьи. Жестокость помещицы-крепостницы сочеталась в ее характере с умелой хваткой буржуа-накопителя. Щедрин так характеризовал своих родителей: «Отец был по тогдашнему времени порядочно образован; мать — круглая невежда; отец вовсе не имел практического смысла и любил разводить на бобах, мать, напротив того, необыкновенно цепко хваталась за деловую сторону жизни, никогда вслух не загадывала и действовала молча и наверняка... В семействе нашем царствовала не то чтобы скупость, а какое-то упорное скопидомство». 

      Мать, как и отец — Евграф Васильевич, воспитанием детей не утруждала себя, все ее силы были направлены на приобретательство. «Она являлась между нами только тогда, когда, по жалобе гувернанток, ей приходилось карать. Являлась гневная, неумолимая, с закушенною нижнею губою, решительная на руку, злая». 

      Дети в семье Салтыковых делились на «постылых» и «любимчиков». Маленький Михаил в раннем возрасте был «любимчиком», но это не мешало матери применять к нему те же методы воспитания, что и к «постылым». Когда он стал взрослым, рассказывал: «Помню, что меня секут, кто именно, не помню, но секут как следует, розгою, а немка, гувернантка старших моих братьев и сестер, заступается за меня, закрывает ладонью от ударов и говорит, что я слишком мал для этого. Было мне тогда, должно быть, года два, не больше». 

      Внешне Салтыков был похож на мать: неуклюжий высокий мальчик со строгим лицом, на котором выделялись большие, выпуклые, не по-детски суровые глаза под густыми бровями. Он то замыкался в себе, то поражал всех необычайной живостью и бесшабашным озорством. В такие минуты даже угрозы матери не могли остановить его. Братья и сестры не очень любили маленького Мишу за прямоту и резкость суждений о них, за смелость и независимость характера. 

      Крепостническое «гнездо» Салтыковых было как бы прообразом крепостнической России в миниатюре. Здесь были угнетатели и угнетаемые, здесь шла жестокая борьба за собственность и за привилегии. Рабская психология складывалась не только у крепостных, но и у членов семьи. 

      Позднее родные — мать, братья, сестры,— а также знакомые помещики послужили Салтыкову-пи-сателю прототипами многочисленных сатирических персонажей. Так, братья Дмитрий и Илья явились прототипами Иудушки Головлева, брат Николай — прототипом Степана. Многие образы жестоких по-мещиц-накопительниц навеяны его матерью и знакомыми. В произведениях Салтыкова изображены также те крепостные, в окружении которых проходило его детство. 

      Из архивных материалов видно, что трагедии живописца Павла, Мавруши-Новоторки, Бессчастной Матренки, Ваньки-Каина разыгрывались в поместье Салтыковых на глазах маленького Михаила. 

      Еще более страшный произвол наблюдал он в имении своей тетки Елизаветы Васильевны, выведенной в «Пошехонской старине» под именем Анфисы Порфирьевны, в имениях родственницы Бурнашевой и соседей — помещиков Барановых. 

      Салтыкову незачем было придумывать факты истязания крепостных, примеры беззакония и самодурства помещиков — сама жизнь поставляла их во множестве. Недаром он придавал огромное значение впечатлениям, вынесенным из родного «крепостнического гнезда». «Крепостное право, тяжелое и грубое в своих формах, сближало меня с подневольною массою. Это может показаться странным, но я и теперь сознаю, что крепостное право играло громадную роль в моей жизни, и только пережив все его фазисы, я мог прийти к полному, сознательному и страстному отрицанию его». Эти условия способствовали зарождению революционно-демократического мировоззрения писателя. 

      Домашнее воспитание Салтыкова было весьма скудным. Шестилетнего Мишу обучал грамоте крепостной художник Павел, трагическую судьбу которого Салтыков впоследствии изобразил в «Пошехонской старине». Мальчик очень любил своего учителя, но, когда он научился читать и писать, для продолжения «образования» пригласили священника. А вскоре мать и вовсе отказалась от мысли нанимать учителей: воспитание Миши и младших детей она возложила на дочь. 

      Предоставленный дома самому себе, Миша рано пристрастился к чтению и рос довольно развитым мальчиком. Когда ему исполнилось десять лет, мать отдала его в Московский дворянский институт, где он сдал экзамены сразу в третий класс. Этот институт возник на основе знаменитого в то время Университетского благородного пансиона. В начале XIX века пансион считался одним из лучших прогрессивных учебных заведений, в нем учились многие будущие поэты и писатели. «Над дворянским институтом незримо как бы веяло знамя русской литературы... Жуковский, Грибоедов, Лермонтов — каким восторгом бились наши сердца при упоминании только этих трех былых воспитанников института, в котором хранились и повторялись предания о них... Всего почти Лермонтова мы знали наизусть»,— вспоминал учившийся в одно время со Щедриным писатель Г. П. Данилевский. 

      Поэзию Лермонтова Салтыков любил страстно. Влияние ее определило раннее творчество Салтыкова: и стихи, и прозу. 

      В КРУГУ БУДУЩИХ ПОМПАДУРОВ 

      Салтыков мечтал окончить институт и поступить в Московский университет, но по выбору начальства и по настоянию матери его как одного из лучших учеников направляют в 1838 году в Царскосельский лицей казеннокоштным пансионером. Лицей теперь был далеко не тот, что при Пушкине. Он находился под пристальным полицейским надзором — в стране царила жестокая политическая реакция. 

      Вспоминая «годы ранней юности, тяжелые годы, проведенные под сению «заведения»... в котором почти исключительно воспитывались генеральские, шталмейстерские и егермейстерские дети, вполне сознававшие высокое положение, которое занимают в обществе их отцы», Салтыков говорит о своем глубоком духовном одиночестве в лицее. Двенадцатилетний лицеист Салтыков знал жизнь гораздо лучше своих избалованных, богатых сотоварищей, знал всю гадкую и страшную «механику», при помощи которой создаются богатства и привилегии. 

      Программа образования в лицее была широкой, но ни одна наука не изучалась глубоко. Щедрин пишет: «Вральманы пичкали нас коротенькими знаниями (был один год, например, когда я одновременно обучался одиннадцати «наукам»), а холоп высшей школы внушал, что цель знания есть исполнение начальственных предначертаний. Сведения доходили до нас коротенькие, бессвязные, почти бессмысленные... Это было не знание, а составная часть привилегии, которая проводила в жизни резкую черту: над чертою значились мы с вами, люди досужие, правящие, под чертою стояло одно только слово: мужик. Вот, чтоб не очутиться на одном уровне с мужиком, и нужно было знать, что Париж стоит на реке Сене и что Калигула однажды велел привести в сенат своего коня». 

      Вполне понятно, что лицейские науки не смогли увлечь Салтыкова, и он не только «пристрастился к чтению», но и, по его собственным словам, «почувствовал решительное влечение к литературе, что и выразилось усиленною стихотворною деятельностью». 

      Товарищи называли Салтыкова насмешливо «умником», но это не мешало им признавать его бесспорные способности. Они даже провозгласили его «Пушкиным своего курса». Стихи Салтыкова печатались в 1841 —1854 годах в крупных журналах того времени: «Библиотеке для чтения» и «Современнике». 

      Первое стихотворение Салтыкова — «Лирика» — наполнено глубокой любовью к Пушкину. Стихотворение «Наш век» проникнуто чувством острой неудовлетворенности, жаждой деятельности. В нем сильно влияние Лермонтова, которое сказывалось и на других стихах Салтыкова. В эти же годы Салтыков переводит из Байрона, Гюго, Гейне. Выбор поэтов свидетельствует не только о большой начитанности лицеиста, но и о серьезности его интересов. Однако строгий к себе Салтыков вскоре критически пересматривает свое поэтическое творчество и по выходе из лицея стихов больше не пишет. 

      Жизнь многому научила Салтыкова. Годы, проведенные в семье, обогатили его знанием помещичье-крепостнической России, а шестилетнее пребывание в лицее открыло глаза на то, как воспитываются будущие столпы самодержавия, будущие министры, губернаторы, дипломаты и прочие сановники. Обо всем увиденном он потом расскажет в блестящих сатирах: «Господа ташкентцы», «Круглый год», «Письма к тетеньке» и др. 

      В лицее Салтыков встретился не только со своими будущими идейными врагами, но и с единомышленниками. Он познакомился и сдружился с социалистом-утопистом Петрашевским, лицеистом старшего курса, посещал собрания его кружка. В лицее же он горячо полюбил проникнутое демократическими идеями творчество раннего Герцена, великого Белинского и до конца жизни считал себя их учеником. 

      С Белинским Салтыков был знаком не только по его статьям — они встречались в домах известных литераторов. Позднее, вступая на тернистый путь сатирика — борца с социальной несправедливостью, Салтыков не раз вспомнит своего учителя: «С иной, более широкой кафедры лилось к вам полное страсти слово Белинского, волнуя и утешая вас, и наполняя сердца ваши скорбью и негодованием, и вместе с тем указывая цель ваших стремлений». 

      Не верноподданного чиновника, а непримиримого врага самодержавия получило царское правительство в лице Михаила Салтыкова, окончившего лицей в 1844 году. 

      НАЧАЛО БОРЬБЫ 

      Салтыкова зачисляют чиновником в канцелярию военного министерства, но интересы его совсем иные. По выходе из лицея он еще теснее сближается с кружком Петрашевского. 

      Это были прогрессивно настроенные молодые люди, большей частью бывшие лицеисты, страстно желавшие освобождения крестьян от крепостной зависимости, мечтающие видеть Россию преобразованной экономически и политически. Петрашевцы отстаивали идеи социализма, почерпнутые из книг социалистов-утопистов: Фурье, Сен-Симона, Кабэ и других. Понимали они необходимость общественной борьбы, допуская при этом и путь революционного восстания. Близость к кружку не могла не отразиться на мировоззрении Салтыкова-Щедрина. Он тоже увлекся идеями социализма, проявлял живой интерес к революционным событиям в Западной Европе и всей душой стремился способствовать улучшению положения народа в собственном государстве. Уже в первых его литературных опытах отразились мировоззрения автора этого времени. Через три года Салтыков начинает всерьез заниматься литературным трудом. 

      Под влиянием Белинского в 1847—1848 годах Салтыков пишет рецензии на книги для детей и книги, посвященные вопросам воспитания. Книги эти были очень слабы и в идейном и в художественном отношении, но Салтыкова прельщал не столько разбор содержания, сколько повод, который они давали для размышлений о воспитании нового поколения. В рецензиях он говорит о порочности официальной педагогики, ее стремлении воспитывать покорных рабов самодержавия, людей безвольных, не смеющих мыслить самостоятельно. 

      В своей повести «Противоречия», напечатанной в 1847 году в журнале «Отечественные записки» под псевдонимом М. Непанов, Салтыков как раз и показывает плоды такого воспитания. В образе героя повести Нагибина предстает человек, бессильный в разрешении жизненных противоречий. А противоречия эти весьма серьезны: они обусловлены несправедливым общественным строем, где правящее меньшинство присваивает себе труд угнетенного большинства. И по проблемам и по образам повесть «Противоречия» очень близка к «Герою нашего времени» Лермонтова, хотя в ней явственно видно и влияние гоголевской натуральной школы. 

      Резкую оценку непримиримых классовых противоречий самодержавной России конца 40-х годов Салтыков дает в повести «Запутанное дело». 

      Юноша из бедной семьи приезжает в Петербург искать счастья, а находит нужду и смерть. Для Мичулина, бредущего в свой жалкий угол по холодному, туманному Петербургу, «сытый господин», едущий в карете, «самодовольно развалившись на мягких подушках»,— олицетворение не просто баловня судьбы, а «благополучного человечества», противоположного человечеству, «странствующему во мраке грязи и невежества». И несправедливость эта исторически обусловленная, всероссийская.