стр. 40-43 - "Наука и Религия" №3 1978 - (Без вольной речи- нет вольного человека)
Читать советские журналы онлайн
БЕЗ ВОЛЬНОЙ РЕЧИ- НЕТ ВОЛЬНОГО ЧЕЛОВЕКА
Н. П. Огарев и А. И. Герцен. С фотографии 1861 г.
125 лет со времени основания Вольной русской типографии
В. ПАНОВА, кандидат философских наук
В один из майских дней 1859 года в Петербурге собрались на очередное заседание члены святейшего синода. Сначала оно шло как обычно, обсуждались текущие дела духовного ведомства. И вдруг митрополит петербургский Григорий (Постников) внес неожиданное предложение - предать анафеме богохульного писателя Александра Герцена. Опешившие было епископы быстро пришли в себя и дружно, за малым исключением, поддержали Григория.
Православной церкви было не впервой принимать такое решение: в свое время анафему возглашали "бунтовщикам" Степану Разину и Емельяну Пугачеву. Ради такой компании, как шутливо писал впоследствии Герцен, стоило подвергнуться церковному проклятию. Однако так дружно принятое синодом решение не было осуществлено. Видимо, Александр II не захотел стать посмешищем из-за чрезмерного усердия духовных пастырей и, по словам английской газеты "Дейли телеграф", "упрекнул церковных сановников в таких выражениях, которые никоим образом не содействовали укреплению достоинства их сана".
В том же 1859 году в Берлине вышла книга чиновника особых поручений при Главном управлении цензуры Н. В. Елагина "Искандер Герцен". Митрополит петербургский Григорий лично правил корректуру, которую специально присылали в Петербург. Книга была наполнена клеветой и ругательствами в адрес Герцена, автор называл его "богоотступником, врагом христианской веры".
У иерархов русской православной церкви были основательные причины так ненавидеть Герцена. Публикуемые им и Н. П. Огаревым на страницах вольной русской прессы материалы раскрывали реакционную роль религии и церкви в жизни России, показывали истинное лицо многих духовных пастырей.
Первая Вольная русская типография начала свою работу в феврале 1853 года в Лондоне. "Открытая вольная речь - великое дело, без вольной речи - нет вольного человека", - считал А. И. Герцен. Он печатал свои работы, начал выпускать альманах "Полярная звезда", публиковал "Голоса из России". Впервые о российских делах заговорили не эзоповским языком, а в полный голос. Поток материалов из России не иссякал. В 1856 году, вырвавшись из-под полицейского надзора, приехал в Лондон и Н. П. Огарев. Он сразу же предложил издавать газету, которая регулярно откликалась бы на различные события в России. 1 июля 1857 года вышел первый номер "Колокола". "Колокол, - писал Герцен, - посвященный исключительно русским интересам, будет звонить, чем бы ни был затронут, - нелепым указом или глупым гонением раскольников, воровством сановников или невежеством сената. Смешное и преступное, злонамеренное и невежественное - все идет под Колокол" (т. 13, стр. 8). Здесь же он определил и направление нового издания: "Везде, во всем, всегда быть со стороны воли - против насилия, со стороны разума - против предрассудков, со стороны науки - против изуверства, со стороны развивающихся народов - против отстающих правительств" (т. 13, стр. 7-8).
1 А. И. Герцен. Собр. соч. в 30 томах, т. 13. И.. 1958, стр. 9 (далее ссылки на это издание даются в тексте).
"Колокол" выходил в течение 10 лет. Невзирая на все кордоны он проникал в Россию и распространялся по стране. Сановники, помещики, иерархи церкви со страхом ждали очередного номера, боясь увидеть на его страницах свои имена. И хотя за связь с "лондонскими пропагандистами" грозили жестокие кары, в Лондон постоянно шел поток корреспонденций; Герцен получал и секретные документы.
Освобождение крестьян от крепостного права в России - вот вопрос, который обсуждался из номера в номер. Издатели "Колокола" следили за подготовкой крестьянской реформы, анализировали ее проекты. Все русское общество было занято обсуждением вопроса о путях отмены крепостного права, однако православная церковь проявила "каменное равнодушие к народному делу, то возмутительное, преступное бездушие, с которым она два века смотрела из-под клобуков своих, перебирая четки, на злодейства помещиков..."
(т. 15, стр. 136). Духовенство не сказало "ни одного сильного слова в пользу освобождения крестьян", а вот в защиту крепостного права такие слова у него нашлись.
Царское правительство, опасаясь бунтов в ответ на "освобождение", задолго до обнародования реформы держало наготове армию. В боевую готовность привели и духовное воинство: председатель редакционных комиссий, где составлялись документы об отмене крепостного права, граф В. Н. Панин "с высочайшего разрешения" обратился к обер-прокурору синода графу А. П. Толстому с просьбой разослать священникам текст особого обращения к прихожанам, призывавшего их по-прежнему повиноваться царю и помещикам.
Когда "Положения 19 февраля 1861 года" были получены в Лондоне, Огарев дал в "Колоколе" подробный анализ реформы. Его вывод был таков: "Старое крепостное право заменено новым. Вообще крепостное право не отменено. Народ царем обманут!" 1 2
Чтобы отвлечь внимание крестьян от грабительского характера реформы, правительство и церковь как раз в это время подняли шумиху по поводу "нетленных мощей" воронежского епископа Тихона Задонского. И потекли к гробнице новоявленного святого сотни людей, надеясь найти здесь исцеление от своих бед. "...И этим телом и этой ракой его (крестьянина. - В. П.) обманут, его утешат, чтоб он не попал на иные утешения" (т. 15, стр. 134), - писал Герцен в "Колоколе" в статье "Ископаемый епископ, допотопное правительство и обманутый народ", под "иными утешениями" имея в виду революционно-освободительную борьбу.
"Колокол" разоблачал действия православной церкви, помогавшей царскому правительству вести борьбу против прогрессивной русской общественной мысли. В ряде заметок рассказывалось о преследованиях, которым подверг синод историка А. П. Щапова за речь на демонстрации-панихиде, устроенной казанскими студентами по крестьянам, убитым в селе Бездна3. А когда московский митрополит Филарет публично высказался за сохранение в России телесных наказаний, Герцен писал, что церковь всегда шла "рука в руку, с палачом, истязателем, грабителем и всею спирою (церк.: отряд воинов. - В. П.) кесаревою триединого отделения..." (т. 16, стр. 284).
( Герцен и Огарев в "Колоколе" и других изданиях показывали, что царское правительство ратует за сохранение и распространение религии в своих собственных интересах. Герцен опубликовал рескрипт Александра II председателю комитета министров П. П. Гагарину, в котором религия оценивалась как важнейшее средство охраны земельной собственности, как противоядие против революционных идей. Поэтому воспитание юношества должно быть "направляемо в духе истин религии". В связи с этим министр внутренних дел Валуев рекомендовал полицейским начальникам, сообщал своим читателям Герцен, "обнаруживать особую заботливость о православной церкви" (т. 19, стр. 111).
Многочисленные факты, приведенные на страницах вольной
"Без вольной речи - нет вольного человека" русской прессы, не оставляли ни малейшего сомнения в истинной роли церкви - той роли, которую современные апологеты православия стараются приукрасить и видоизменить.
"Архипастырское рвение о мраке" - так называлась статья Г ер- цена, в которой рассказывалось о действиях митрополита Григория, пытавшегося запретить учебные лекции и публичные чтения геолога Роде на том основании, что этот геолог ничего не говорит о сотворении мира богом за шесть дней. На попытку митрополита запретить продажу газет на улицах города Герцен отозвался статьей "Распространение иезуитизма в Петербурге". "Ревность о господе раба божия Григория, митрополита с.-петербургского, - писал он, - все более и более выступает из пределов храма божия. Успешно поставив плотины злохульственному распространению геологических сведений, усердие архипастыря ныне бросилось на торжища, изгоняя из оных продавцов повремянниц светского гнилословного содержания". Старания митрополита, сообщал далее Герцен, привели к тому, что полицейские власти, вняв гласу пастыря, воспретили продажу журналов.
Разоблачение на страницах "Колокола" обскурантистских действий петербургского митрополита вызвало упрек некоторых корреспондентов. В письме в редакцию они требовали "совершенного молчания о духовенстве" (т. 14, стр. 87). Но на каком на это издание даются в тексте).
1 Н. П. Огарев. Избранные социально- политические и философские произведения. т. 1. М.. 1952, стр. 478 <далее ссылки
3 Подробнее об этом см: А. Шамаро. Аитоний воронежский и Антон безднин- ркнй. "Наука и религия". 1969. № 5.
основании, писал в ответ Герцен, мы "будем смиренно молчать, когда выживший из ума монах выползет из сырой кельи своей для того, чтоб мешать науке, чтоб стеснять нашу маленькую волю?.. Всякий раз, когда архипастырский жезл ударит по живому мясу нашей начинающейся свободы, как полицейская палка, - мы закричим!" (т. 14, стр. 88).
В 1866 году обер-прокурор синода граф Д. А. Толстой был назначен одновременно и министром народного просвещения. Это был дальнейший шаг царского правительства по пути реакции в ответ на выстрел Д. Каракозова.
Не раз писал затем Герцен в "Колоколе" о деятельности нового министра. В статье "Грязь" он привел "иезуитскую речь" Толстого, в которой тот говорил, что не допустит распространения "разрушительных идей" учителями.
С гневом писали Герцен и Огарев в "Колоколе" о "полицейском вмешательстве православного духовенства" в работу учебных заведений, о том, что Толстой посылает священнослужителей ревизовать деятельность учителей.
Когда в России стали открываться светские воскресные школы, церковные иерархи явно противодействовали этому. И вскоре воскресные школы были закрыты. Правительство всецело отдавало народное образование на попечение духовенства. Главное внимание уделялось преподаванию закона божьего. "Как можно больше привести обучение народа к одному знаменателю, т. е. к богословскому! Пусть его себе поет на клиросе с дьячками, а в остальном ничего не смыслит", - так писал Огарев о политике царского правительства в вопросах просвещения народа. Ведь если народ выучится "настоящей грамоте, да еще каким-нибудь реальным (т. е. точным, опытным, наблюдением доказанным) научным понятиям", "тогда мало ли что ему в голову взойдет действительно человеческого" (т. 2, стр. 203-204).
Развитию науки и просвещения в России препятствовала церковная цензура. Статьей "Цензурный бред" Герцен откликнулся на историю, о которой рассказала петербургская газета "Голос". Литератор Гайдебуров, сделав сокращенный перевод второго тома книги В. Вундта "Душа человека и животных", представил отпечатанный экземпляр книги в цензурный комитет до пуска в продажу всего тиража, как и полагалось делать. Однако книга была передана в духовную цензуру, устав которой предписывал представлять не отпечатанный экземпляр, а рукопись. Гайдебуров был отдан под суд, который обвинил его в попытке "обойти представление книги в духовную цензуру" и приговорил к недельному заключению в тюрьме и денежному штрафу. "Голос", рассказывая об этом происшествии, делал вывод о необходимости упрощения и унификации законодательства о печати. Герцен же пришел к гораздо более решительному заключению: "...Ненужные учреждения подлежат прекращению". Если же правительство не может уничтожить духовную цензуру, "то пусть оно ограничит ее власть ее районом, т. е. церковной литературой, а науку оставит от нее свободною. Духовная цензура - если за ней будет признана такая власть - может запретить всякий учебник астрономии, потому что по религии солнце останавливалось с приказа Иисуса Навина, а по математике оно останавливаться не могло. После этого ни одной научной книги нельзя будет ни переводить, ни писать" (т. 19, стр. 295).
В 1859 году Герцен получил письмо от мистически настроенной русской поэтессы Авдотьи Петровны Глинки. Она убеждала его обратиться к христианской вере. Очень спокойно, тактично Герцен отвечал своей корреспондентке, что в бога он не верит, что человеку, который дорожит истиной, стать верующим невозможно. "Ответ русской даме", не называя имени корреспондентки, Герцен поместил на страницах "Колокола".
О несостоятельности религиозных догм, их противоположности науке Герцен неоднократно писал и в других статьях. "Что общего у академии и церкви?.. Что общего у астронома, вычисляющего будущие явления, и попа, молящегося о дожде?" - спрашивал он. И в другом месте: "...Наука делается прямо и открыто антиидеализмом, сводя на естественное и историческое все богословское и таинственное" (т.15, стр. 146; т. 13, стр. 95).
Герцен и Огарев на страницах изданий Вольной русской типографии показывали роль религии в социальной борьбе. В статье "Prolegomena", опубликованной в первом номере "Колокола" за 1868 год (в течение этого года он выходил на французском языке), Герцен писал, что религия "это только крепкая узда для масс, самое страшное пугало для простаков, высокая ширма, которая мешает народу ясно видеть то, что происходит на земле, заставляя его возводить взор к небесам" (т. 20, кн. 1).
Герцен задумал цикл научно- популярных статей для молодежи. Написаны были лишь две: "Опыт бесед с молодыми людьми" и "Разговоры с детьми". Обе они опубликованы в "Полярной звезде". В первой статье Герцен в доходчивой форме на конкретных примерах раскрыл существо закона сохранения материи и движения. Из его объяснений читатели легко могли сделать вывод, что догмы религии о "творении" мира и "конце света" несостоятельны. Герцен прямо подчеркнул противоположность своего объяснения явлений природы религиозному: "Одного желал
бы я безмерно - чтоб вы заметили коренную разницу этого приема с обыкновенным риторико-теологическим" (т. 13, стр. 61).
В статье "Разговоры с детьми" Герцен писал, что развитие науки дает человеку понимание явлений природы и тем самым власть над ними, освобождает от пустых страхов перед неизвестными явлениями. "...Чем больше вещей человек знает и чем короче, подробнее он их знает, - говорит Герцен, - тем больше у него власти над ними" (т. 14, стр. 206).
Выступления против религии на страницах изданий Вольной русской типографии сравнительно немногочисленны. Главное внимание Герцен и Огарев уделяли вопросам общественно-политического развития России, освобождению крестьян от крепостного права. Герцен писал по этому поводу: "Мы сколько могли отстраняли все вопросы, не находившиеся на череду, как, например, вопрос семейный, религиозный". А в примечании пояснял: "Если мы говорили много о старообрядцах, то это вовсе не с религиозной точки зрения, а с точки зрения социальной и политической" (т. 19, стр. 195).
Герцен и Огарев вскрывали социально-политическую подоплеку преследований, которым подвергались в царской России старообрядцы, духоборы, молокане. "Русское правительство, - писал Огарев, - полагает, что ему, для поддержания самого себя, выгодно поддерживать особую религию, казенную и преследовать полицейским образом, запрещением церквей, молелень... а подчас ссылкой и наказанием - всякое другое христианское вероисповедание..." *.
Огарев считал, что вопросы веры должны решаться борьбой мнений, обсуждением, убеждением, а не насилием. Православие же отстаивает себя "посредством полицейской власти и палачей". В статье "Частные письма об общем вопросе" он доказывал, что только в свободной борьбе мнений человек может убедиться в истинности ТОЙ ИЛИ иной точки зрения - в том числе и точки зрения атеизма.
И религия, и наука "равно должны сделаться достоянием свободного убеждения, а не государственного принуждения. Только тогда и та и другая могут иметь значение нравственной силы, а не полицейской власти. Если государство предписывает, такую-то религию или, такую-то науку, то эта религия и эта наука принимаются по необходимости, а не по убеждению и потому лишены всякой внутренней человеческой чистоты и нравственного значения... Не только чистота науки, но чистота религии, для верующих, требует невмешательства государственной власти в религиозные дела" (т. 1, стр. 731).
В. И. Ленин дал высокую оценку всей деятельности Герцена и Огарева за границей. Создание ими бесцензурной русской прессы было великой заслугой перед русской революцией. Герцен, писал Ленин, "первый поднял великое знамя борьбы" против царской монархии "путем обращения к массам с вольным русским словом".
"Колокол", л. 206 от 15 октября 1865 г., стр. 1691.
" В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т 21, стр. 262.