стр. 77-80 - "Наука и Религия" №2 1978 - (Восточная политика «святого престола»)

ВОСТОЧНАЯ ПОЛИТИКА «СВЯТОГО ПРЕСТОЛА»

Эдуард Винтер. ПОЛИТИКА ВАТИКАНА В ОТНОШЕНИИ СССР, 1917—1968. М., «Прогресс», 1977, 253 стр., 20 000 экз., 1 руб. 22 коп.

Новая и новейшая история Ватикана достаточно полно освещена в трудах Н.А. Ковальского. И.Р. Лаврецкого, М.П. Мчедлова, М.М. Шейнмана и других советских исследователей. Но хотя в ходе анализа деяний «святого престола» в этих работах говорится и о его «восточной политике», она до сих пор еще не была у нас предметом специального изучения. Этот пробел во многом восполняет исследование члена Академии наук ГДР Э. Винтера. Два первых тома его трилогии вышли в русском переводе под названием «Папство и царизм» в 1964 году, сейчас издан третий, в котором рассматривается ватиканская политика в Восточной Европе в течение полувека после Великой Октябрьской социалистической революции *

* Перевод отрывка из этой книги был напечатан в майском номере «Науки и религии» за 1975 г.

.

Эта книга знакомит нас с рядом малоизвестных ранее фактов, собранных автором в архивах СССР, ГДР, ФРГ, ЧССР и Австрии. В монографии использованы энциклики и другие документы «святого престола», мемуары довоенных буржуазных политиков, в частности министров иностранных дел Польши и Румынии, данные прессы, исследования по новейшей истории папства, вышедшие на Западе. Вот лишь некоторые из множества подробностей «восточной политики» Ватикана, приведенных Э. Винтером.

Признав в марте 1917 года буржуазное Временное правительство в России, Ватикан рассчитывал использовать крушение царизма в своих извечных попытках подчинить своему влиянию русскую православную церковь. Уже в мае 1917 года при «святом престоле» в этих целях была основана специальная «Конгрегация восточного обряда», призванная, как разъяснил русскому поверенному в делах тогдашний кардинал статс-секретарь, действовать, «применяясь к изменившимся обстоятельствам и, в частности, к свободе, дарованной церкви в России».

Однако победа Октябрьской революции и осуществленное молодой Советской республикой отделение церкви от государства и школы от церкви не оставили камня на камне от этих замыслов. Уже летом 1918 года ватиканские нунции в Варшаве (Ратти — будущий папа Пий XI) и в Мюнхене (Пачелли — его преемник Пий XII) «встретились и обсуждали пути и средства к преграждению распространения коммунизма в Европе».

В годы гражданской войны в нашей стране Ватикан начал прямо вмешиваться в ее внутренние дела. В ответ на клеветническое обращение колчаковского «высшего церковного управления» к папе и другим иерархам Запада с призывом положить конец мнимым «гонениям на церковь со стороны большевиков» Бенедикт XV направил в Москву телеграмму протеста. «Я могу Вам гарантировать, что ни один служитель религии не пострадал за свои религиозные убеждения,— отвечал на нее народный комиссар иностранных дел Г.В. Чичерин.— Что же касается тех из них,

которые участвовали в заговорах против Советского правительства и против власти рабочих и крестьян, то мы исходили в наших действиях по отношению к ним из той точки зрения, что они должны подчиняться тем же законам, как и другие граждане, и что никакое привилегированное положение по сравнению с мирянами не должно быть их уделом».

Любой повод для вмешательства во внутренние дела нашей страны использовал «святой престол» и после окончания гражданской войны. В частности, он послал своего наблюдателя на Генуэзскую конференцию. В меморандуме, переданном им руководителям западных государств, сообщает Э. Винтер, содержалось требование возвращения всего недвижимого имущества, «принадлежавшего или еще и ныне принадлежащего какой бы то ни было религиозной общине» и принятия обязательства не допускать в будущем никакого ущерба этому имуществу, хотя Ватикану было прекрасно известно, что, по нашей Конституции, вся земля и недвижимость, в том числе и церковные владения, были национализированы. Подобные незаконные притязания лишь дополняли аналогичные требования западных держав о возврате или же компенсации иностранной собственности и выплате царских долгов. Как известно, все эти незаконные домогательства были решительно отвергнуты советской стороной.

Как явствует из приводимых автором фактов, ватиканский нунций в Германии Пачелли оказывал определяющее влияние на антисоветский курс римской курии. В частности, его секретарь, слывший среди ватиканских вельмож специалистом по «русскому вопросу», уже в начале 1924 года составил проект энциклики, направленной против коммунизма и СССР.

Будучи застрельщиком антисоветского «крестового похода», шумно инспирированного под лицемерным предлогом «защиты веры», Ватикан, как убедительно показывает Э. Винтер, уже в конце 20-х годов стал готовить миссионерские кадры, чтобы, воспользовавшись ослаблением веками монопольно господствовавшей в России православной церкви, попытаться либо занять ее место, либо подчинить ее своему влиянию. Эти задачи открыто формулировались в энциклике «Рерум ориенталиум»

(1928 г.), которая призывала епископов и глав католических орденов усилить внимание к «изучению восточной церкви» и оказывать в этом всемерное содействие руководимому иезуитами Папскому восточному институту.

Эта энциклика, как и призывы к «крестовому походу» против СССР, пишет Э. Винтер, были с восторгом встречены белоэмигрантскими кругами. После заявления патриаршего местоблюстителя митрополита Сергия о лояльности русской православной церкви по отношению к Советской власти (1927 г.) ряд видных белоэмигрантов перешли в католичество.

Бурную антисоветскую деятельность в те годы, показывает автор, развернули такие подрывные организации, как основанная орденом бенедиктинцев во Фрибуре (Швейцария) «Униокатолика» и открывшаяся в Мюнхене «Андреевская коллегия». С 1932 года они начали проводить во Фрибуре так называемые «дни по изучению большевизма». Из «советологов», принимавших в них участие, кое-кто еще продолжает и поныне подвизаться в этой роли, например профессор-иезуит Г. Веттер. В 1929 году при Папском восточном институте, тем временем влившемся в иезуитский Грегорианский университет, основывается для «подготовки к тому, чтобы в нужный момент принять участие в возрождении русского народа», духовная академия «Коллегиум Руссикум».

Готовясь к «евангелизации» России в предвидении войны против СССР, Ватикан, пишет Э. Винтер, всячески поддерживал униатскую церковь, стараясь придать ей ярко выраженную антисоветскую направленность. Особенно зто проявлялось на устраивавшихся тогда в Чехословакии униатских конгрессах, провозгласивших своей задачей мобилизацию «католической активности» против «евразийского наступления большевизма». В одном из таких конгрессов принимал участие и тогдашний ватиканский легат в Болгарии Ронкалли — в будущем папа Иоанн XXIII.

Еще одним шагом Ватикана по подготовке к «евангелизации» нашей страны явилось «секретное приложение» к конкордату, заключенному им в 1933 году с Гитлером по инициативе кардинала статс-секретаря Пачелли, бывшего папского нунция в Германии. Этот тайный документ, разысканный автором в архиве министерства церквей третьего рейха, уже тогда, за восемь лет до нападения фашистов на СССР, заранее определял статус католических капелланов в нацистском вермахте на случай объявления всеобщей мобилизации.

Закономерным продолжением этого сговора было устное соглашение, заключенное в годы войны между генералом ордена иезуитов графом Ледоховским и службой безопасности (СД) Гитлера об обмене списками, сообщает Э. Винтер. В соответствии с этим Ватикан передал СД списки масонов в оккупированной Европе (нацисты считали масонство врагом своего «нового порядка»), а фашисты, в качестве ответной услуги, снабдили его списками коммунистов.

Примечательно, что коллаборационистскую политику Пия XII не одобряли даже некоторые из его ближайших сановников. Автор цитирует письмо главы папской конгрегации по делам восточных церквей кардинала Тиссерана архиепископу парижскому кардиналу Сюшару. «Я боюсь, — признавался Тиссеран,— что история будет упрекать святой престол в том, что он проводил удобную для себя политику и больше ничего не сделал. Это ужасно печально...» Однако подобный «бунт на коленях» никак не сказался на профашистском курсе Ватикана. «Вы, добровольные крестоносцы нового и благородного общества,— призывал Пий XII фашистских вояк на Восточном фронте в рождественском послании 1942 года,— поднимите новые знамена морального и христианского обновления, объявите войну миру тьмы, отрывающемуся от бога»

Не удивительно, что в Ватикане с восторгом восприняли переход западных держав во второй половине 40-х годов к «холодной войне» против Советского Союза и других стран социализма. Именно тогда «святой престол» выдвинул свой антикоммунистический план образования «Союза христианских народов Европы», на сторону которого, в частности, как узнаем мы из книги, папский нунций в Париже Ронкалли (в будущем преемник Пия XII) пытался склонить французских

епископов. Тщетно стремясь приостановить победное шествие марксистко-ленинских идей по планете, Ватикан издает в 1949 году декрет, согласно которому коммунисты и им сочувствующие подлежат церковному отлучению.

Поражение контрреволюционного мятежа в Венгрии (ноябрь 1956 г.) послужило сигналом к новой волне антикоммунистической истерии, в которой голос «святого престола», показывает Э. Винтер, звучал едва ли не громче всех. Одержимый антикоммунистическим угаром, Пий XII в рождественской речи в декабре того же года договорился до того, что даже осудил диалог между марксистами и христианами, объявив его «коммунистической тактикой», пытаясь внушить пастве, будто ей «нужно избегать участия в подобной игре», и провозгласив любое сосуществование с коммунизмом невозможным.

Автор доводит свой анализ восточной политики Ватикана только до 1968 года, захватывая таким образом лишь первое десятилетие обновленческого курса аджорнаменто. Но и из этой краткой третьей части его книги читатель почерпнет немало фактов, свидетельствующих о том, что хотя тактика «святого престола» при преемниках Пия XII и претерпела значительные изменения, генеральная, антикоммунистическая, линия его стратегии, по существу, осталась прежней. Эта направленность, показывает Э. Винтер, в частности, прозвучала в послании Иоанна XXIII международному евхаристическому конгрессу в Мюнхене. «Бдительность по отношению к безбожному коммунизму, к тому, как ему обучают и как с ним живут,— предостерегал Иоанн XXIII паству в молитвенной формуле, рекомендованной им в августе 1961 года,— не должна быть парализована стремлением к кажущемуся миру».

Ряд приводимых в книге высказываний нынешнего лапы подтверждает неизменность генеральной антикоммунистической линии «святого престола». Среди них — выступления Павла VI перед открытием второй сессии II Ватиканского собора в 1963 году, его заключительная речь на его закрытии в 1965 году, равно как и вполне определенные установки, содержащиеся в «обновленческих» энцикли-ках «Экклесиам суам» (1964 г.) и «Популорум прогрессио» (1967 г.). Э. Вин-

тер цитирует и специальное поручение, данное папой в 1965 году иезуитам в связи с избранием нового генерала ордена П. Аррупе: «Отныне со всей энергией бороться против атеизма, в первую очередь против воинствующего атеизма».

Однако, несмотря на большую познавательную ценность, эта книга не свободна, к сожалению, от некоторых недостатков. Как справедливо писал в предисловии ее ответственный редактор доктор исторических наук М. М. Шейнман, «автор мало использовал советскую литературу и источники», иногда «преувеличивает значение, которое могло иметь для Советского Союза признание его Ватиканом», а главное, вводит произвольную периодизацию, не соответствующую общепризнанной периодизации истории нашего общества. Так, вторая часть книги озаглавлена «Тридцатилетняя война Ватикана против Советского Союза (1927—1958)», в то время как, отмечает М. М. Шейнман. «эта война началась не в 1927 г., а уже в 1917-м». Можно было бы отметить и другие упущения, более частного порядка.

Прежде всего это досадные неточности, а то и ошибки. Вот лишь некоторые. На странице 137, например, без всяких оговорок приводится призыв Пия XII к «возвращению России под эгиду папства» и его утверждение, будто киевский великий князь Владимир, с чьим именем обычно связывают так называемое «крещение Руси», был верен католической церкви, а само крещение рассматривается как акт обращения в католичество, хотя общеизвестно, что это крещение было делом рук не римских, а византийских миссионеров, выступавших от имени константинопольского патриарха, а не римского папы, не говоря уже о том, что раскол христианства на православие и католичество произошел гораздо позднее княжения Владимира — в 1054 году. И то, что иностранный автор — ему еще простительно — именует митрополита ленинградского и новгородского Алексия, избранного патриархом московским и всея Руси на поместном соборе 1945 года, «Алексием Новгородским» (стр. 185),— при переводе и редактировании книги, конечно же, можно было исправить, равно как и, скажем, переименование в ней Закарпатской Украины в «Карпатскую» (стр. 187). Странным выглядит эпитет «преждевременная смерть» в применении к канцлеру Австрии конца 20-х — начала 30-х годов убийце венских рабочих, мракобесу и клерикал-фашисту кардиналу И. Зайпелю (стр. 121).

В целом, однако, это интересная работа, привлекшая к себе внимание не только историков и международников, но и более широкого круга читателей, которые благодаря ей получили возможность вникнуть во все хитросплетения явной и тайной дипломатии Ватикана в Восточной Европе за полвека существования Советского государства. Издательство «Прогресс» сделало нужное дело, вы-пус-ив русский перевод завершающего тома трилогии Э. Винтера «Россия и папство».

В. МАЗОХИН. кандидат исторических наук

СИНКРЕТИЗМ В ЛАМАИЗМЕ

Н.Л. Жуковская. ЛАМАИЗМ И РАННИЕ ФОРМЫ РЕЛИГИИ. М., «Наука», 1977, 199 стр., 6 000 экз., 73 коп.

Исследование взаимосвязи традиционных народных верований с мировыми религиями (христианством, исламом, буддизмом) — актуальная задача современного религиоведения. Широко известны работы советских этнографов Н.М. Маторина, С.А. Токарева, Г. П. Снесарева, их учеников и последователей по проблемам синтеза древних религиозных культов с христианством и мусульманством. Гораздо меньше работ, исследующих связь буддизма с народными верованиями. Книга Н.Л. Жуковской, посвященная взаимоотношению ранних форм религии с северной ветвью буддизма — ламаизмом, восполняет этот пробел.

Философия и ритуальная практика буддизма возникли на основе существовавших до него религиозных традиций народов Индии. По мере распространения в странах Азии буддизм усваивал и религиозные традиции этих стран — так возникли его своеобразные национальные формы, к числу которых относится и ламаизм, синтезировавший философские концепции раннего буддизма с традиционными верованиями тибетцев, монголов и бурят.

В книге три главы, логически дополняющие друг друга. В первой показан пласт наиболее ранних верований в буддизме — культ природы в разных формах его проявления.

Богиня-мать, или Великая богиня ранних гомологий и религиозных систем древности, была тем универсальным образом, вокруг которого группировались многие культы первобытного общества. С ней были связаны ежегодное обновление и возрождение природы, смена времен года, три ее непосредственном участии и благоволении плодился скот, плодоносила земля, умножался род человеческий. Анаит, Кибе-ла, Иштар, Нана, Анахита, Дурга — вот лишь несколько имен Великой богини в мифология разных народов. Схожи с ней по функциям были богини-матери древних тибетцев, монголов, тюрок. Ни одна из них не представлена в буддист--ком пантеоне целиком, но отдельные черты этого оба за персонифицировались - самостоятельные женские

жества — Шридэви, Тара Маричи.

Один из интересных разделов книги — раскрытие сложной концепции культового осмысления Вселенной в буддизме. В буддистской философии есть термин мандала, означающий горизонтальную модель Вселенной. Буддисты считают, что на ней в зашифрованном виде изображены освоенное человечеством пространство и интуитивно познанная им бесконечность времени. Однако так воспринимали Вселенную не только последователи буддизма. С древности до наших дней в Европе, Азии, Африке, Америке человек сходным образом осмысливал Вселенную и создавал ее модели, типологически аналогичные друг другу. Известный английский Стоунхендж, храмы-зик-ураты древнего Вавилона, пирамиды Египта и Мексики, шаманские бубны народов Сибири, буддистские мандала и построенный по их принципу на Яве храм VIII века—Боробудур — все это религиозно осмысленные модели Вселенной в разных концах земного шара.

В этой главе читатель найдет множество интересных сведений, касающихся ламаизма: о культе животных, растений, ландшафтных божеств, пропущенных

сквозь призму буддизма и нашедших себе в нем свое особое место; о том, как отразилась в иконографии и философии буддизма концепция «мирового дерева» («древа жизни») и почему буддистская ступа— его модель; что означает магическое заклинание буддистов «ом мани падмехум»; из чего делаются буддистские четки и почему в них 108 зерен и т. д.

Во второй главе мы знакомимся с историей распространения ламаизма в Тибете, Монголии и Бурятии и его трансформацией под влиянием шаманства и бытовавших здесь народных верований. Ламаизм приспособил к своим нуждам шаманскую мифологию, шаманский пантеон и особенно обрядность. Как в христианстве и исламе, в ламаизме в первую очередь оказались освоенными народный календарь, семейно-бытовая обрядность и магико-религиозные представления. Для миссионерской практики особенно характерно приурочивание старых традиционных календарных праздников к наиболее крупным праздникам новой религии. Присуща эта черта и ламаизму, автор показывает это на примере разнообразных этнографических сведений.

В результате контактов с местными традиционными культами трансформировался не только ламаизм, но и сами эти культы, что показано, в частности, на примере шаманства. Оно подверглось модернизации, восприняв фразеологию и ряд теоретических концепций буддизма в упрощенном их виде. Возникли в шаманстве под влиянием буддизма и упрощенные концепции этического характера, например идея о загробном воздаянии, в принципе не свойственная шаманству. Однако буддистские новшества не изменили сути шаманской практики. В то же время влияние шаманских культов на буддизм привело к формированию особой синкретической религии, в которой, по меткому наблюдению исследователя, мирно уживались отвлеченные концепции буддизма, постулировавшие неприятие реальной жизни, и опровергавшая это неприятие культовая практика, участие в которой гарантировало именно земные блага.

Интересный пример усвоения буддизмом внебуддистских религиозных традиций представляет собой культ исторических и эпических лиц. Автор подробно останавливается, например, на культе Чингисхана, основателя первого монгольского государства. В этом культе слились воедино мифологические, фольклорные, магические, религиозные представления, существовавшие в Центральной Азии задолго до появления исторического Чингисхана. Со временем культ, хотя и чисто символически, оказался втянутым в орбиту ламаистской практики, но, как это сумела хорошо показать Н.Л. Жуковская, сохранил почти в нетронутом виде свою сущность феодально-ханского культа, предка великих ханов, божества — покровителя народа, с чьим именем в условиях маньчжурского ига в Монголии связывались надежды на восстановление независимости страны, богатство и процветание ее жителей.

Как бы теоретическим обобщением материала первых двух глав, где были рассмотрены ранние культы и ритуалы в пантеоне и идеологии ламаизма, стала третья глава книги. Она посвящена типологически сходным явлениям в культовой практике шаманства и буддизма. Уже сама постановка этой проблемы вызывает заслуженный интерес. И дело здесь не только в сложности поставленной проблемы (хотя и этого нельзя не отметить).

Структурно - типологический метод давно с успехом применяется, например, в исследованиях по языкознанию и фольклору. Столь же плодотворным оказывается выявление типологических связей в религиях в их исторической перспективе и динамике, оно имеет исключительно важное значение при исследовании синкретических религиозных систем.

Н. Л. Жуковская делает попытку проследить изначально общие черты шаманства и буддизма, выделяет несколько элементов, характерных для сферы идеологии обеих религиозных систем. Именно это сходство облегчило формирование синкретичных шаманско-буддистских элементов культа.

В заключение автор справедливо указывает на необходимость исследования конкретных форм буддизма в каждой из стран распространения этой религии. Это поможет не только воссоздать религиозную систему данной страны во всем ее синкретическом комплексе и национальной

самобытности, но и вскрыть закономерности становления других религиозных систем.

Хочется отметить, что Н.Л. Жуковская оперирует разнообразнейшим материалом: привлекает сведения из этнографии, археологии, лингвистики, фольклористики, искусствоведения, философии, истории, приводит примеры иэ жизни разных народов мира. Автор использует также собственные полевые материалы, собранные в течение ряда лет в ходе экспедиционных работ в Бурятской АССР и Монгольской Народной Республике.

Книга Н.Л. Жуковской — существенный вклад в советское религиоведение. Специалисты сочтут особенно ценным применение метода структурно-типологического анализа. Широкий читатель найдет в ней доступный, но не упрощенный рассказ об основных характерных чертах буддизма — одной из наиболее распространенных религий Мира. Книга может стать и ценным пособием для практической работы по пропаганде научного атеизма.

Л. ТУЛЬЦЕВА, кандидат исторических наук

В МЕСТНЫХ ИЗДАТЕЛЬСТВАХ

С. М. Усенов. ЕДИНСТВО АТЕИСТИЧЕСКОГО И ИНТЕРНАЦИОНАЛЬНОГО ВОСПИТАНИЯ. Алма-Ата, «Казахстан», 1977, 71 стр., 8 500 экз., 10 коп.

В брошюре рассказано, как осуществляется в Казахстане единство атеистического и интернационального воспитания как часть задачи комплексного подхода к постановке всего дела воспитания, выдвинутой XXV съездом КПСС.

Пережитки националистические и религиозные тесно связаны, дополняют и поддерживают друг друга. С одной стороны, религия разделяет людей по религиозному принципу, с другой — она объединяет верующих одной конфессии в некую привилегированную «касту посвященных». Подобную же функцию в обществе выполняет и буржуазный национализм. Таким образом, необходимость тесного единства атеистического и интернационального воспитания очевидна.

Мусульманское духовенство всегда внушало верующим, будто религиозные обычаи и обряды это национальная традиция и, сохраняя в быту все предписания ислама, люди остаются верными своей нации.

С. Усенов рассказывает, как в этом вопросе влияет на верующих и колеблющихся «групповое мнение» стариков, аксакалов. Материалы, приведенные в. брошюре, подтверждают всю важность выработки атеистического общественного мнения, воспитания нетерпимости к религиозным и переплетающимся с ними националистическим пережиткам.

Основываясь на результатах социологических исследований, на личных наблюдениях и опыте пропагандистов атеизма, автор убедительно показывает, что единство, взаимопроникновение и взаимодополнение атеистического и интернационального воспитания — необходимая часть всего процесса коммунистического воспитания трудящихся.

Такое единство разрывает связь национализма и религии, лишает национализм религиозного прикрытия, а религию — претензий на национальное представительство.

К сожалению, брошюре не лишена недостатков. Автор не всегда убедителен в своих доказательствах. Кроме того, на наш взгляд, следовало бы больше внимания уделить специфике единство атеистического и интернационального воспитания, методической стороне дела.

Тем не менее брошюра окажет определенную помощь пропагандистам не только Казахстана, но других республик, где еще сильны традиции ислама, будет с интересом встречена читателями.

Е. АНИСИМОВ,кандидат философских наук

СКАЧАТЬ "НАУКА И РЕЛИГИЯ" №2 Февраль 1978 год