ВВЕДЕНИЕ

Развитие русской диалектологии в последние годы ознаменовалось успешными работами в области лингвистической географии, лексикологии и в особенности лексикографии. Кроме уже вышедшего тома Диалектологического атласа составлен сводный Атлас русских народных говоров; интенсивно, главным образом по тематическим и лексико-семантическим группам, изучается диалектная лексика. Опубликовано девятнадцать выпусков сводного «Словаря русских народных говоров»,¹ уже изданы и издаются многочисленные диалектные словари отдельных областей.

Исследование вопросов диалектной лексикографии, обсуждение теоретических принципов построения диалектных словарей (большая часть которых составляется па основе дифференциального принципа), выработка методов и способов лексикографического описания словарного состава — все это способствовало дальнейшему развитию русской диалектной лексикологии. Опубликованные диалектные словари дали в руки лексикологов, этимологов и историков языка новые лексические материалы, значительная часть которых вводилась в науку впервые. Это создало возможность исследовать многие новые вопросы, значительно продвинуть разработку сложных проблем диалектной и исторической лексикологии, этимологии, по-новому взглянуть на старые научные проблемы, не получившие до сих пор разрешения, объяснить многие языковые факты, остававшиеся не интерпретированными.

Накопленные знания по фонетике, грамматике, лексике и словообразованию русских народных говоров позволяют в настоящее время выдвигать и углубленно анализировать важные проблемы, имеющие большое теоретическое и научно-прикладное значение. Одной из таких проблем является проблема исследования нерегулярных лексикализованных фонетических особенностей на материале русских народных говоров.

Лексикализованные явления охватывают весьма значительную часть словарного состава говоров (значительную по количеству и разнообразную по своему характеру). Без детального исследования этой части диалектного словаря невозможно составить правильное и объективное представление о лексическом составе русских говоров. Изучение проблемы о нерегулярных фонетических изменениях, о лексикализации фонетических явлений важно в теоретическом отношении в плане определения понятия регулярных и нерегулярных изменении, выявления и интерпретации их соотношений и взаимозависимостей в диалектных системах, выявления характера и своеобразия нерегулярных фонетических явлений, их отличий от явлений регулярных. ')та проблема теснейшим образом связана с вопросами о тождестве и отдельности слова, об изменениях фонетического облика слова, о причинах и условиях таких изменений, с понятием варианта.

Исследование нерегулярных фонетических особенностей наряду с основными структурными свойствами говоров даст возможность составить более правильное представление о диалектных системах в целом, о закономерностях этих систем, с их связями, исключениями и отклонениями. Оно позволит более четко, в деталях увидеть основные закономерности, точнее очертить сферу их проявления. Изучение, например, лексикализованных особенностей, возникших на почве действующих фонетических явлений, дает возможность проследить их реализацию в каждом отдельном слове.

Такое изучение позволит представить диалектные системы в движении, в развитии, в отмирании одних особенностей и нарождении новых. В то же время оно позволит отчетливее увидеть своеобразие отдельных систем и их отличия друг от друга.

До недавнего времени лексикализованные фонетические явления почти не привлекали внимания исследователей. особенно когда в русских говорах были выявлены и определены закономерные свойства и интерес исследователей сосредоточился именно на них. Между тем «изучение языка, его отдельных уровней и категорий должно опираться па взаимодействие общего и отдельного».²

Лишь в самое последнее время исследователи начинают обращаться к анализу фактов, связанных с лексикализацией фонетических особенностей в говорах. Отчетливо проявившийся интерес к указанной теме объясняется различными причинами, и прежде всего: 1) самим состоянием современных говоров, в которых многие регулярные особенности разных уровней иод влиянием литературного языка теряют регулярность, реализуются в отдельных словах или в замкнутых группах слов; 2) высоким уровнем современной русской диалектологии, характеризующимся завершенностью работ по выявлению основных структурных закономерностей, установлением отличий говоров по наречиям, группам, подгруппам и зонам и, следовательно, позволяющим перейти к задачам другого характера; 3) начавшейся работой над диалектными дифференциальными словарями, разработкой теоретических принципов дифференциального словаря.

К словам, в которых реализовались лекснкализованные фонетические явления, относят «слова с теми же корнями, аффиксами

и значениями, что л в литературном языке, но с фонематическими различиями, не составляющими фонетических и морфологических закономерностей, т. е. не являющимися элементами фонетических и морфологических систем языка. Когда различия в фонематическом составе слова имеют «индивидуальный» характер, они начинают играть роль лексических признаков, становятся структурными элементами слова как лексического явления».³ Разряд диалектных слов с лекснкализованиыми фонетическими особенностями составляют «слова с такими особенностями произношения. которые не являются элементами фонетических закономерностей и имеют „индивидуальный⁴⁴, лекспкалпзованный характер (иибар — амбар; снагыръ — снегирь; въиння — вишня; олляной — льняной; пахмурный — пасмурный и т. п.)».^{4 *} При этом предполагается полное тождество значений с соответствующими словами литературного языка.

Таким образом, лексикализованными называются фонетические особенности, реализующиеся в отдельных словах, характеризующие фонематический состав конкретных слов и служащие их различительными индивидуальными признаками.

В генетическом плане они не однородны, являются результатом действия различных тенденций и направлений развития диалектных систем. Можно наметить, но крайнем мере, три тина лекспкализовапных явлений: а) явления, утратившие регулярность реализации, лекспкализовашипеся в отдельных словах; б) отклонения, отступления от основных структурных свойств говоров; в) явления, но своему направлению «обратные» основным структурным особенностям, и некоторые другие.

Современные народные говоры, испытывающие мощное воздействие литературного языка, дают исследователям богатые материалы для наблюдения и изучения лексикализации регулярных в недавнем прошлом фонетических явлений.

Отличие лексикализованных явлений от регулярных заключается в особом характере их реализации, проявляющемся в том, что реализация лексикализованных явлений не всегда и не строго связана с определенной позицией. Но она непосредственно связана с конкретными словами, с замкнутым кругом слов, результаты ее характеризуют фонетический облик этих слов, являются их индивидуальной приметой. В этом, между прочим, проявляется межуровневый пограничный характер явления. Результаты его, воплощенные в отдельных словах, являются неотъемлемым признаком их фонематического состава. Выполняя роль лексических признаков, они становятся, но словам Ф. П. Филина, «структурными элементами слова как лексического явления».⁶

В большинстве случаев каждое лексикализованное явление реализуется в небольшом количестве слов. При этом, что особенно

³ Филин, Проект, с. 37.

⁴ СРПГ. вьнт. 1, с. 6.

⁶ Филип, Проект, с. 37.

важно, ряд слов, в которых происходит реализация такого явления, закрыт.

Однако количество самих таких явлений весьма значительно, и, вероятно, их даже больше, чем известных регулярных диалект пых особенностей. Поэтому состав слов, в которых они реализуются, весьма обширен, что само по себе говорит о значимости их в лексической системе диалекта.

Несмотря на то что каждое такое явление получает реализацию в небольшом количестве слов, лексикализованные особенности играют важную роль в диалектных системах, оказывая влияние на их структурные характеристики. Как уже отмечалось, лексикализованные фонетические особенности относятся к числу межуровневых, пограничных лексико-фонетических языковых феноменов. Известно, что между разными сторонами языка существует тесная связь, и нередко фонетический процесс подготавливает почву для изменений другого уровня, и наоборот. О важности изучения пограничных, межуровневых явлений пишет Р. И. Аванесов. По его мнению, пограничные явления «весьма интересны как для исторической фонетики, так и для исторической морфологии, и они не должны упускаться исследователями».⁶

В науке накопилось достаточно материалов, свидетельствую щих о наличии в говорах нерегулярных, асистемных явлении. Статьи и работы ученых конца XIX—начала XX в., когда спи* не были установлены основные закономерности, регулярные ос> бенности говоров, содержат сведения и материалы об особенностях нерегулярных. Значительные материалы можно найти в диалект ных словарях того времени, в ответах па академические программы и программы МДК. Работа над сводным Словарем русских народ ных говоров и другими диалектными словарями дала в свою очередь обильный приток новых диалектных записей, заставила в то же время разыскивать все опубликованные ранее и находя щиеся в рукописях старые материалы. Тщательный просмотр всех этих источников позволил автору выявить многочисленные случаи лексикализации фонетических явлений, разнородных но своему характеру, причинам и сферам реализации.

Предметом исследования в настоящей работе являются фонетические лексикализованные особенности, отразившиеся в диалектных словах, тождественных по значению соответствующим литературным словам, но отличающихся от последних фонематическим составом.

Изучение лексикализованных фонетических особенностей сопряжено с большими трудностями теоретического и практического порядка. Сложность изучения этих явлений заключается не только в неизученности их, но также в самом характере этих явлений, лежащих на границе фонетики и лексики.

В работе в общем плане рассматривается вся совокупность лексикализованных фонетических явлений (совокупность эта

^в Аванесов, 1947, с. 13.

достаточно велика и разнообразна). Привлечение в сферу исследования всех выявленных фактов дало возможность предложить определенную классификацию лексикализованных явлений, исследовать причины их появления и определить сферу реализации каждого из них. Лексикализованные явления, представляющие наибольший интерес для решения основных теоретических вопросов, поставленных в монографии, рассматриваются особо.

Такому специальному рассмотрению подвергаются: а) лексикализованные явления, наблюдаемые в начале слова, и прежде всего слова с протетическим j; б) севернорусские слова с а на месте е после шипящих (в неударенном слоге) — загадочное явление севернорусского вокализма, неоднократно привлекавшее внимание Л. А. Шахматова; в) слова с отпадением начальных гласных и выпадением гласных в середине слов; г) многие разряды слов с диалектными формантами, образованными в результате лексикализации определенных фонетических процессов на русской диалектной почве (глаголы с приставкой ува- и слова с суффиксом -’оба); д) отдельные лексикализованные случаи, появившиеся в результате действия различных причин.

Перечисленные разряды слов охватывают основную часть лексикализованных явлений в русских народных говорах. Изучение этих явлений особенно важно в теоретическом плане для выяснения и уточнения многих принципиальных вопросов (определение понятий «лексикализация», «лексикализованное явление», установление причин и условий лексикализации и т. п.). Исследование диалектных лексем с выпадением гласного, не имеющих коррелятов в литературном языке, важно для теории и практики лексикографии (отбор слов в дифференциальный областной словарь, решение вопроса о полисемии и омонимии, о структуре словарной статьи и т. п.).

Многие лексикализованные особенности были выявлены в процессе работы над словарем русских народных говоров. Лексикографическая проблематика при работе над областными словарями, впрочем как и при составлении словарей литературного языка, тесно связана с теоретической разработкой лексикологии, семантики, морфологии и других областей языкознания.

Задачей настоящего исследования является комплексное изучение процессов лексикализации в русских говорах, выявление диалектных особенностей, обусловленных этими процессами, прояснение характеристик, свойств и признаков таких особенностей, вскрытие причин и условий, вызывающих лексикализацию, определение места лексикализации фонетических явлений в языковой системе.

В работе также ставится задача определить понятие лексикализации фонетических явлений и лексикализованных случаев, рассмотреть регулярные и нерегулярные явления в их соотношении и противопоставлении, разграничить первичные и непосредственные причины лекспкалпзацпп,

Исследование проводится в синхронно-диахроническом аспекте: изучается не только функционирование лексикализованных особенностей в современных говорах, определение их ареалов и т. и., но также рассматривается их происхождение.

Источники исследования. При написании настоящей работы использовались разные виды источников: а) специальные лексические материалы — материалы двух словарных картотек Словарного сектора Института русского языка (Большой Словарной картотеки, картотеки Словаря русских народных говоров. Ленинград) ⁷ и материалы картотеки Брянского словаря, хранящейся в Л ГИИ им. А. И. Герцена;

б) диалектные материалы, из которых извлекались сведения по лексике: ответы па академические программы (1895—1896). ответы на краткую программу 1906 г.,⁸ ответы па программу МД К,⁹ архивные материалы первого тома Диалектологического атласа, хранящиеся в Ленинграде;

в) диалектологические описания конца XIX —начала XX в., в особенности таких ученых и диалектологов, как А. А. Шахматов, II. II. Дурново, М. А. Колосов, В. Мапсикка. О. Брок, А. С. Машкин. М. Г. Халапский, Д. К. Зеленин, К. Филатов, В. Резанов, IC II. Резанова, II. М. Карийский, А. А. Никольский, II. II. Виноградов, В. А. Водарскпй, А. Граидплевский. II. 'Г. Смирнов, Г», п К). Соколовы. II. Тиханов. В. II. Чернышев, A. II. Косогоров, II. Белоруссии, М.К. Герасимов, II. С. Ефименко. А. Б. Карнов, Г. 11. Куликовский, Ф. II. Покровский и многие другие, а также статьи и книги современных исследователей диалектов: Р. II. Аванесова. Е. К. Бахмутовой. С. С. Высотского, А. II. Гвоздева. II. Г. Голанова, II. II. Грпиковой, С. А. Еремина, С. М. Кардашевского, Е. А. Комшиловой. С. А. Ко- порского, С. И. Коткова, II. С. Кузнецова. В. Г. Орловой, М. А. Кустаревой, В. II. Лыткина, В. А. Малаховского, Г. Г. Мельниченко, Г. Я. Симиной, II. С. Меркурьева, О. С. Мжельской, А. М. Пашковского, Л. 11. Пироговой. II. А. Расторгуева. В. II. Сидорова, Ф. И. Филина, В. И. Чагишевой, II. Я. Черных, Г. В. Шайтановой. А. С. Ягодпнского п др.;

г) многолетние собственные наблюдения над говором д. Выворот- ково Курского (бывш. Бсседппского) района Курской области (1954—1965) и лексические записи этого говора.

Помимо источников чисто диалектного характера в качестве материалов привлекались фольклорные сборники, в особенности тех собирателен, которые отличались наиболее бережным отношением к языку, стремившихся точно передать языковые» особенности народных произведений. Такой подход к использовапию фольклорных произведений объясняется тем, что фольклористы, как известно, не всегда сохраняют местные особенности произноше-

⁷ Полный список источников картотеки СРПГ см.: СРНГ, вын. 1.

⁸ Матор, для пзуч. великорус, говоров, 1896 — 1922, вып. 1—11.

⁸ Тр. МД Б, 1908-1931, вып. 1—12.

них и нередко при публикации своих материалов даже уничтожают диалектные черты, как «затрудняющие чтение текстов». Такие известные фольклористы, как В. и Ю. Соколовы, пишут буквально следующее: «В целом ряде случаев нами сознательно допускалась замена фонетического письма литературным для того, чтобы облегчить несколько чтение текстов».¹⁰ Таким преобразованиям подверглись и тексты печорских былин в сборнике «Песни Печоры». В предисловии к атому сборнику (От составителей) редактор его, перечисляя особенности, которые были сняты к текстах, пишет: «Эпизодически встречающееся смягчение звука „у“ и замена его звуком „ю“ („юлка¹¹, „юлица“ вм. „улка“, „улица^и и т. и.) заменяются общепринятой транскрипцией».¹¹

Со специальной целью, таким образом, были просмотрены фольклорные материалы II. Е. Ончукова, собирателя, внимательно относившегося к языку записываемых произведений.¹² Как свидетельствует В. II. Чернышев, читавший корректуру печорских былин, II. Е. Ончуков «прилагал все усилия, чтобы передать точно звуки живой речи».¹³

Выли использованы тексты песен и плачей, записанных >. X. Агреиевой-Славянской ¹⁴ от И. А. Федосовой, сборник архангельских былин А. Д. Григорьева,¹⁵ затем записи беломорских былин В. II. Чужимова,¹⁶ сборник пермских песен В. IIIhiiioiiko,¹⁷ севернорусские сказки в записях А. И. Никифорова.¹⁸

Среди использованных источников по южновеликорусским говорам большое место занимают фольклорные и диалектные записи В. II. Добровольского. Они представляют собой огромное, ни с чем не сравнимое собрание материалов, записанных в Смоленской губернии.¹⁹ Характерной особенностью этого замечательного собирателя является то, что при записи фольклорных текстов и просто диалектных материалов В. Н. Добровольский стремился как можно точнее передавать диалектное произношение слов. В моем словаре, — пишет он в предисловии к Смоленскому словарю, — примеры передают местное произношение жп- ic. 1ей».²⁰

Записи В. 11. Добровольского, филолога по образованию и прекрасного знатока смоленских говоров, имеют большую ценность

¹⁰ Соколовы, 1915, с. CXVIII.

¹¹ Песни Печоры, с. 7.

¹² Ончуков, Печорские былины; Ончуков, Сев. сказки.

¹³ Чернышев, 1904, с. XXXVI.

” Агренева-Славянская, 1887- 1889, ч. 1 —3.

^1Ь Григорьев, 1901- 1910, т. 1- 3.

¹⁰ Чужи.мов, 1935.

¹⁷ Шшиопко, 1882.

^1Я Никифоров, 1961.

^1!1 Добровольский, 1891; Добровольский, 1914.

²⁰ Добровольский, 1914, с. I.

и представляют собой настоящий памятник живой диалектном речи конца XIX —начала XX в.

Использованы также записи брянских несен А. Д. Нечаева, сделанные им в 1912 г.,²¹ орловских песен В. II. Добровольского.²²

Обращение к источникам этого времени, их использование объясняется следующими соображениями. Старые материалы, хотя и не всегда дают систематическое описание диалекта, однако содержат самые разнообразные сведения о фонетических особенностях говоров конца XIX--начала XX в., в том числе* и о лексп- кализованных отличиях. Собранные внимательными наблюдателями, старавшимися ничего не упустить при описании говоров, старые записи заключают в себе сведения весьма цепные, иногда уникальные. Нередко только в лих можно найти свидетельства о лексикализации того или иного явления. К тому же старые источники отражают традиционные системы диалектов, еще мало затронутые нивелирующим влиянием литературного языка. Особое значение имеют записи говоров наиболее консервативных, которые в силу определенных условий сохранялись в относительной нетронутости. В связи с этим они приобретают большую ценность п могут оказаться незаменимыми при изучении лексикалпзовап- пых я в л е 11 к й.

Диалектологи и собиратели XIX—самого начала XX в. уже отмечали признаки разрушения старых диалектных систем. Так, М. А. Колосов, например, еще в середине XIX в. вынужден был сказать следующее: «Можно бы привести и не один, два, а много примеров того, что особенности говоров, видимо, исчезают, сохраняясь лппн» между стариками, а еще чаще между старухами».²³ Все же паши предшественники имели дело с говорами более традиционными; проявление диалектных черт таких говоров отличалось большей последовательностью. Именно в классических описаниях диалектов чаще всего получали отражение рассматриваемые особенности. О некоторых особенностях можно судит!» вообще только по старым записям, поскольку в современных диалектах такое явление или утрачено совершенно, или от него сохранились только остатки в виде отдельных слов. Все возрастающая в этом плане значимость старых источников теперь осознается всеми диалектологами.²⁴

С целью выявления лексикализованных фонетических особенностей специально обращалось внимание на диалектные записи из тех мест, где лучше сохранялись консервативные говоры с чертами старины. Именно па этом основании использовались диалектные и фольклорные записи севернорусских поморских говоров, записи смоленских и брянских говоров.

2¹ Нечаев, 1912.

Добровольский, 1905.

?^{2 3} Колосов, 1876, с. А.

См. об этом: Русск. диалект., 1972, с. 85,

Об архаическом характере поморских говорок было известно '|цо в XIX в. I Гиса тель-этнограф С. Максимов, побывавший в 1856 г. в Архангельской губернии и наблюдавший там старинные славянские обычаи, нравы, уклад жизни, был также в восхищении от языка поморов, который казался ему в точности нов- юродским диалектом.²⁵ Конечно, такое утверждение С. Максимова является нреувелпчением. однако в нем есть и доля истины. Безусловно. особые географические и социальные условия, существовавшие на протяжении многих веков, способствовали консервации поморских говоров.

Фольклорист А. Д. Григорьев, объясняя, почему старины сохранились в Архангельской губернии, в качестве одной из 1лавпых причин. способствующих этому, называет «удаленность и отрезанность тамошних местностей от остальной Росс и и».^2,1 Но его мнению, особенно чувствуются эти условия в Поморье и по р. Кулою, где нередко непогода п распутица па долгое время прерывают сообщение с остальным миром. Темп же причинами объясняет сохранность былин на Печоре известный фольклорист II. Е. Ончуков: «Страшная глушь Печоры, ее отрезанность от всей остальной России и раскол служили главными причинами. что старины до сих пор удержались на Печоре. Заброшенная в суровом климате за Полярным кругом, недалеко от Ледовитого океана, совершенно в стороне от жизни всей остальной России, Печора до самого последнего времени жила укладом жизни и духовными интересами, но крайней мере, конца XVII в.»²⁷ В предисловии к сборнику северных сказок II. Е. Ончуков следующими словами характеризует весь русский Север: «. . . суровый. дикий, глухой край, отдаленность от центров, раскол — л го общие черты всего русского Севера».²⁸

Специалисты не раз отмечали глубоко консервативный характер поморских говоров. Знаток современных иинежских говоров Г. Я. Симина наблюдала наличие у них архаических черт в об- lat Tii фонетики и в других сторонах языковой системы (элементы музыкального ударения, слабая редукция безударных гласных, наличие гласных на месте старых ъ и ь: лотоком 'лотком’, руц epi ' ручьи’, замокнута 'замкнута’, замокнет 'замкнет’, жорала жрала’, зайец'и 'зайцы’ и т. и.²⁹ Па Севере еще живы русские полногласные формы слов, замененные в литературном ~языке неполнегласными старославянскими или^вовсе утраченные нм, как воротник 'привратник’, борониться ' защищаться'. середа среда', смород 'запах горелого, смрад’, оболокать 'одевать’, оболокатъся 'одеваться’, оболочка 'верхняя одежда’, болбзе 'хорошо’ и др. Собиратели заметили также такую особенность по-

Максимов, 1859.

Григорьев, 1904, т. 1.

²⁷ Ончуков, Печорские былины, с. XXI. Ончуков, Сев. скалки, с. XXI XXII.

^J’ Симина, 1963, с. 171 — 184; Симина, 1976, с. 3—4.

морских говоров, как произношение гласных в конце слов на месте старых глухих (идёте 'идет, стаиёшо 'станешь’, идёшо 'идешь’. Шенк. Арх., Шешении, 1886; противо 'против’. Опеж. Арх., Оичуков; ёсте'есть’. Плесец. Арх., Матер. 1-го т. Атласа; rpuicni, сети. Пинеж. Арх.).

Хорошо сохранили диалектные особенности смоленские и брянские говоры. Своеобразие этих говоров, наличие многих архаических черт широко известно в научной литературе.³⁰

³⁰ См. об этом: Расторгуев, 1960; Орлова, 1961, с. 6; а также Словарь смол, говоров, вын. 1—3; Словарь брян. говоров, вын. 1—3.

Не рва я г ла в а

НЕРЕГУЛЯРНЫЕ ФОНЕТИЧЕСКИЕ ЯВЛЕНИЯ В ГОВОРАХ

I. ФОНЕТИЧЕСКАЯ СИСТЕМА ГОВОРОВ И НЕРЕГУЛЯРНЫЕ ЯВЛЕНИЯ

Норная половина XX в. в языкознании ознаменовалась зарождением и распространением структурализма. Постепенно идеи и методы этого направления проникли во все области науки о языке, в том числе и в русскую диалектологию. Именно в этот период были выявлены и определены основные закономерные особенности русских говоров.

Системный характер исследования диалектов безусловно представлял собой шаг вперед по сравнению со старыми (конца XIX— начала XX в.) приемами, когда закономерности говоров еще не были установлены и изучение диалектов сводилось к описанию разнородных фактов, попавших в поле зрения диалектолога. Определение закономерных особенностей позволяло установить тип говора, его структуру, систему, наметить тенденции развития говора. Кроме того, диалектные фонетические особенности описывались теперь не атомистически, по отдельности, изолированно друг от друга, а в их связях и отношениях друг с другом.

Определение структурных особенностей давало возможность противопоставления одних говоров другим (севернорусских — южнорусским, юго-западных — юго-восточным и т. п.). Такой метод изучения находил объяснение в объективных условиях развития диалектологии. Он диктовался необходимостью доказать существование диалектных систем; именно поэтому все внимание обращалось па структуру диалектов, на важные системные особенности говоров. В диалектологических работах стало традиционным исследовать главным образом эти регулярные особенности. При описании севернорусских говоров, в частности севернорусского вокализма, после определения количества фонем говорилось о их реализации в ударном и неударных слогах, т. е. описывались оканье, еканье, ёканье и другие явления, а при описании акающих говоров — типы яканья и аканья. Сравним в этом отношении высказывание С. С. Высотского о том, что «в традиционной русской диалектологии с самого начала ее возникновения существует взгляд, что типы предударного вокализма являются важным кри- п'рием для классификации русских говоров»?

¹ Высотский, 1975, с. 3,

Однако и такой метод псследованпя говоров имеет свои недостатки: он дает довольно приблизительное, в известной степени упрощенное представление о диалекте и его системе, сводя последнюю к отдельным характерным особенностям, на которые по традиции обращается все внимание исследователей. Изучение закономерных особенностей открывало большие возможности углубленного исследования их, по в то же время оно пе позволяло учесть всего многообразия отдельных фактов живого языка. Объектом изучения, таким образом, оказывалась не живая речь носителей диалектов во всей ее сложности и многообразии, в движении и изменении, а лишь отдельные наиболее характерные черты ее.

Уместно вспомнить здесь слова Ленина о том, что «явление богаче закона», что «закон берет спокойное — и потому закон, всякий закон, узок, неполон, приблизителен».²

Закономерности, эти основные особенности языка, помогают понять тенденции развития, но в то же время они не могут охватить всего богатства явлений. На это обращают внимание уже представители Пражского лингвистического кружка. В. Мате- зиус, например, писал о том, что в каждом диалекте имеются целые группы слов, «занимающих особое положение с точки зрения фонологии».³ Он указал на обычную ошибку при изучении языков, когда обращается внимание только на главные черты, те, к которым применимы «примитивные методы анализа». По его мнению, эта ошибка приводит к тому, что мнимая простота языковых явлений рассматривается не как следствие лингвистического метода, а как действительное свойство этих языковых явлений. Не случайно один из крупнейших представителей современной славистики В. Дорошевский увидел опасность в преувеличении роли системности в языке: «Требование подхода к языкам как к системам часто превращается в догму», — пишет польский ученый. Он критически относится к тем, кто по теоретическим соображениям при исследовании говоров учитывает только системные факты, опуская все то, что отклоняется от системы, т. е. производит «отбор материала до его анализа».⁴ «В некоторых случаях, например, при изучении синтаксиса говора, а также фонетики, это приводило бы (а иногда и приводит) к бессмысленности, к распределению фактов по заранее составленным умозрительным схемам».⁵

Известная ограниченность методов структурализма, определенные недостатки его отдельных направлений не могли не вызвать критического отношения к работам структурального направления, особенно к работам последних лет, в которых интерес лингвистов сосредоточился исключительно на явлениях систем-

² Ленин В. И. Волн. собр. сил., т. 29, с. 136—137,

³ Матезпус, 1967, с. 43.

⁴ Дорошевский, 1973, с. 107 — 108,

⁶ Там же, с, 206,

ши о характера, и исследование языка вследствие этого стало при- иОргтать характер статический. Особенно острой критике (иг только у пас, по и па Западе) подверглись формально-лингви- • ирнч кпе построения и схемы западноевропейских и американ- • I.к \ структуралистов (глоссематика, дескриптивная лингвистика, порождающая грамматика). В книге Н. Parrel «Discussing lan- 1Ч1ПЦГ», представляющей собой запись диалогов автора книги г рядом известных ученых, большинство западноевропейских и нищи!капских лингвистов решительно высказалось против идей порождающей грамматики Хомского, лишающих человеческий язык его коммуникативной функции, против идеализма, излишней формализации (А. Мартине, М. Халлидей, С. М. Лем), иб грактного теоретизирования (Д. Лакофф), сведения естествен- о человеческого языка к формально-логическим «репрезен- 1НЦНЯМ» (У. Л. Чейф).⁶ Основываясь на соссюровском противопоставлении синхронии и диахронии, некоторые представители современного структурализма высказывают тезис о непротиворечивости, уравновешенности системы. По их мнению, система языка играет лишь регулирующую роль ⁷ и поэтому причину языковых изменений следует искать во внешних обстоятельствах.⁸ Представление о языке как о замкнутой, обособленной из вне- лзыковой действительности системе или, по выражению Л. Ельмс- ‘|гвл, «имманентной непротиворечивой и специфичной структуре» ⁹ вызывало многочисленные споры ¹⁰ и не разделялось всеми представителями структурализма, например членами пражского лингвистического кружка, что нашло отражение в известных Тезисах этого научного общества.¹¹

Примечательно в этом плане также мнение В. Дорошевского, который считал, что язык следует изучать не как соссюровскую систему «чистых ценностей», а в его связях с внешней средой. Для В. Дорошевского характерен подход к языку как к «гигантскому механизму условных рефлексов». Такое представление о азы ко дает возможность, по его словам, «достигнуть убедитель- о синтеза в исследовании необыкновенно сложных частных фактов». По образному выражению польского ученого, «слова светятся отраженным светом вещей, и мы погасили бы этот свет, гели бы захотели расшифровать систему языковых знаков, исследуя только отношения между словами, отрывая слова от тех раздражителей, условными рефлексами которых они являются». Но его убеждению, имманентная детерминация элементов, составляющих определенное целое, образующих определенную систему, возможна только в том случае, если система образует замкнутое целое, компоненты которого не имеют другой ценности, кроме

“ См. рсц.: Ахмапова, 1976, с. 131—137.

⁷ См.: Togoby, 1960, р. 401—413; Baldinger, 1963, 558.

^я llaudricourt, Jnilland, р. 11.

” Ельмслев, 1960, с. 279.

¹⁰ См.: О соотн. спнхр. анализа, 1960.

¹¹ Тез. Пражск. лингв, кружка, 1967, с. 18.

той, что они входят в состав системы (являются элементами множества). С этим случаем мы имеем дело в классах чисел, но не в системах языковых знаков пли даже в каких-либо других».¹²

Не случайной представляется страстная защита Р. А. Будаговым самого языка как «материи пауки». Но его мнению, «ученый не должен, больше того, он не имеет никакого права пренебрежительно относиться к „конкретностям⁴¹ своей пауки, своего объекта изучения».¹³ Изучение языка должно опираться па взаимодействие общего и отдельного, частного. «Не только абстрактно всеобщее, — читаем у Jhniniia, — по всеобщее такое, которое воплощает в себе богатство особенного, индивидуального, отдельного».¹⁴

Кроме того, что формально-логические схемы структуралпсти- чсскпх построений далеки от сложной языковой действительности, философские основы этих формалистических теорий находятся в противоречии с марксистско-ленинской философией.¹⁵ «Абсолютизируя роль отношений, в которых находятся друг к другу языковые единицы: в формировании их качественной определенности, структурализм, — пишет В. Панфилов, — вместе с тем отрицает связи, отношения и взаимоотношения языковых явлений с неязыковыми, т. е. ограничивает действие принципа всеобщей связи и взаимодействия лишь пределами языка».¹⁶ По мнению Р. А. Будагова, в соссюровском истолковании языка «вовсе не оказываете;! места даже самой идее развития, так как развитие языка невозможно без внутренних противоречий, заложенных в его структуре. «Непротиворечивость» исключает здесь всякое представление о развитии».¹⁷

Такое истолкование соссюровского учения не оставляет возможности говорить о наличии в языке наряду с явлениями закономерными, играющими важную, определяющую роль вето структуре, явлений незакономерных, представляющих собой исключения из закономерных явлений, отклонения от них и т. п. Представители Пражского лингвистического кружка всегда подчеркивали тот факт, что не существует языка, который имел бы абсолютно уравновешенную систему.¹⁸ Благодаря тому что «язык — это всегда процесс, а не мертвое равновесие», такая система невозможна: в нем наблюдаются не только системные явления, но и асистемные, исключения, отклонения от закономерных явлений. Изучен не языка необходимо поэтому проводит!» с учетом диахронии, только оно может дать результаты, наиболее точно отражающие языковую действительность.¹⁹ По мнению

¹² Дорошевскпй, 1973, с. 102 —109.

¹³ Будагов, 1974, с. 135- 136.

¹⁴ Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 29, с. 90.

¹⁶ См. об этом: Будагов, 1965 (2); Будагов, 1972, е. 401 -412; Будагов, 1974, с. 123 — 136; Савченко, 1972, с. 21; Панфилов, 1975, с. 31 -36 и другие работы.

¹⁶ Панфилов, 1975, с. 31.

¹⁷ Будагов, 1965 (2), с. 31—35.

¹⁸ Вахек, 1967, с. ПО.

¹⁰ Будагов, 1978, с. 234.

Ф. II. Филипа, «в любой системе, в любой группе связей всегда обнаруживаются противоречия (примеров можно было бы привести бесчисленное множество из каждого языка на каждом этапе его истории). Только благодаря наличию этих противоречий и стремлению к их преодолению происходит изменение языка согласно его внутренним законам развития».²⁰ «В каждой фонетической системе имеются пробелы, нарушения симметрии и «конфигурационного давления» (Ч. Хоккет).²¹

Общеизвестно, что современные диалектиые системы и сами по себе и вследствие все усиливающегося влияния литературного языка представляют собой! сложное» явление: регулярные особенности в них сосуществуют и переплетаются с особенностями нерегулярными, Причем действие первых нередко ограничивается действием вторых. Именно поэтому реализация регулярных явлений часто отличается разнообразными причудливыми отклонениями. Столкновение одной! особенности с другой приводит к различным осложнениям фонетических закономерностей. Нельзя не учитывать и того важного обстоятельства, что в настоящее время интенсивное влияние литературного языка приводит к разрушению закономерностей диалектов, к потере ими регулярности, к реализации их в определен пых морфологических категориях пли даже в отдел).пых словах. Имея это в виду, Р. II. Аванесов говорит, например, об изучении фонетических явлений «в их реальном бытовании», т. е. «в необходимых случаях даже исчерпывая весь лексико-морфологический состав».²² По его мнению, только в этом случае можно решить, что относится к фонологической системе, а что лексикалпзовано или морфоло- гизоваио. Изучение даже отдельных проблем, например проблемы происхождения какой-либо фонетической особен пости, можно проводить только при исследован пи этой особенности во всей ее сложности, со всеми исключениями и дополнениями.²³

11а существование незакономерных фонетических особен постой обращали внимание еще критики младограмматизма. Как известно, понимание звуковых законов, особенно старшими младограмматиками (Ik Шерером, Г. Остгофом, IV. Кругманом), их мнение о том, что «каждое звуковое изменение, поскольку оно происходит механически, совершается по закопал!, не знающим исключений», вызывало возражения. Критика Шухардта и Г>о- дуэна де Куртенэ была направлена па то, чтобы обратить вп има и не ученых на непоследовательность звуковых законов, па наличие в языке исключений. Крупнейший теоретик младограмматизма Герман Пауль, учитывая наличие отступлений от фонетических закономерностей, вы и ужден был формулировать определение фонетического закона следующим образом: «Звуковой закон не

²⁰ Филип, 1978, с. 19.

²¹ Hockell. 1993, р. 20.

²² Аванесов, 1974, с. 4.

²³ См.: Мораховская, 1990, с. 93.

2 О. Д. Кузнецова

17

содержит в себе указаний на то, что непременно должно наступить всякий раз при данных общих условиях, он констатирует лишь регулярность определенной группы исторических явлений».²⁴ Безусловность звуковых законов представлялась невероятной и Б. Дельбрюку.

Классические описания говоров конца XIX—начала XX в. — Л. А. Шахматова, Е. Будде, Н. Дурново, О. Брока, В. Мансикки, В. Филатова, М. Г. Халанского, Е. Резановой и др. — почти не содержат утверждений о том, что реализация данной языковой особенности в одинаковых условиях происходит всегда тождественно. Наоборот, ученые старались представить картину реализации диалектной особенности во всей ее сложности. Интересно в этом отношении описание говоров к западу от Мосальска О. Брока.

В ивонинском говоре, по наблюдению О. Брока, на месте старого в произносилось несколько звуков v, w, й, и; при этом между ними не было четкого различия. Олаф Брок писал: «Хотя v встречается часто, но его очевидно малоэнергичпое образование уже приближает его по звуку к губногубному w, стушевывая границу; артикуляция w, по-видимому, обыкновеннее; не могут указать пи одного положения, где бы произносилось только v, а не также и w. Можно было бы довольствоваться одним знаком, w, сохраняя притом и, где артикулируется действительно гласный п. Но также встречаются и такие переходные оттенки, где наблюдатель затрудняется в выборе между w и и; малоэнергичное w переходит, как всякому легко убедиться, через неуловимые переходы в артикуляцию и. Притом стоит указать на очевидную пе только в ивонинском говоре склонность предпочитать артикуляцию v при палатализации (v’). Вот почему я не решился собрать эти разные знаки в один общий. Пестрота в этом отношении соответствует звуковому характеру ивонинского говора и произношению всей местности».²⁵

В. Мансикка, наблюдавший говоры Шенкурского уезда Архангельской губернии, пишет о «вполне правильном переходе е в и перед мягкими согласными независимо от ударения в южной части этих говоров и о наличии исключений из этого правила в северной части их».²⁶ В Верхней Паденге, например, говор которой относится к северной группе, В. Мансикка отметил закономерность: произношение звука и на месте старого в первом предударном слоге только перед мягкими согласными. В других положениях, как пишет В. Мансикка, «Ъ и и чередуются, причем установить правило для употребления того или другого оказалось невозможным».²⁷ В одном из ответов на академическую программу из Ме- щовского уезда Калужской губернии (1897) собиратель Корнеев

²⁴ Пауль, 1960, с. 87.

²⁶ Брок, 1916, с. 13—14*

-²⁰ Мансикка, 1912, с. 98—99^

²⁷ Там же, с. 99*

сооощал, что па месте заударного е в закрытом слоге произносится «// с слабым оттенком я» (осинь, камипъ и пр.), в слове будешь — среднее между и и я, в точить — всегда и.²⁸

Такие отступления от известных закономерностей в конце XIX—начале XX в., когда отце достаточно хорошо сохранялись традиционные системы диалектов, отмечались довольно часто. Олаф Брок при описании мосальскнх говоров постоянно указывает на отклонения от фонетических особенностей. Говоря о реализации звуков в заударных конечных открытых слогах, где, как правило, произносится редуцированный гласный (карытъ, каГёнъ, лш.ча), О. Брок сообщает о произношении в этом положении и звука а (в окончаниях существительных). Появление последнего он объясняет морфологическими факторами: xalsl’ina, dis’et’fiia, cel*ina, ielo и подобные отражают влияние случаев с а, о, например, z/ьга, adno при гаЬб1нЧкъх в одном мгновении иыгонарнвается raboln’ickax (жен. род) в другом. Он указывает на наличие и других исключений, объясняемых склонностью к «выдвижению конечного слога, особенно открытого, побочным ударением».^{29 30 31 32} В говорах Шенкурского уезда Архангельской губернии, но наблюдению В. Мансиккп, е в открытом слоге сохранялось без перехода в о (идите 'идёте'); однако вопреки этому правилу в двух словах произносился о: веденье (введение) и сватанье^

Е. П. Резанова при описании произношения гласных на месте е, $ п а (после лип кого согласного) в заударном закрытом слоге на конце слов в говоре деревень Масловки и Хитровки (Суд- жанский у. Курской губ.) замечает, что «звуки с. ъ и я переходят большей частью в и. ио встречается ня». Говоря о произношении гласных на месте тех же звуков в предударных слогах после мягких (или бывших мягких), Е. И. Резанова отмечает колебание звуков (то м. то а) в числительных пятьсот, тестьсот, семьсот.²¹

В севернорусских говорах при ёканье перед сочетанием твердого согласного с последующим мягким в предударном слоге нередко произносится не о. как следовало бы ожидать, а и или е (п'окла, но п'икл'и. т'окла. но икл' и). Подобное же отклонение

наблюдается при переходе от ёканья к умеренному яканью (п'акла, но п'икл'й, т'акут,т'акла, по т'икл'й)²² Происхождение этого отклонения окончательно не установлено.³³ Такие же отклонения от систем аканья и яканья представляют собой произношения гласных среднего подъема в предлогах, приставках и отрицательных частицах.