ПРЕДИСЛОВИЕ,

Исследование языковых изменений, особенно, происходящих в эпоху после революции, является одной из первоочередных задач в области русской диалектологии. В большей части работ, относящихся к этой специальности, языковый процесс оставлялся в стороне, чем подчеркивалась стабильность русских говоров. Это обусловливалось прежде всего характером научных методов в прошлом, а отчасти и сравнительной медленностью языковых изменений до эпохи революции, что давало повод считать языковые особенности, хотя бы относительно, устойчивыми.

Бурное развитие всех отраслей народного хозяйства и широкое повышение культурного уровня крестьянских масс, после октябрьской революции, чему содействуют в большой степени и успехи в ликвидации неграмотности, ярко отразились и на языке, который изменяется с небывалой быстротой.

Изучение языкового процесса и причин языковых изменений не только помогает понять и произвести оценку фактов современного языка, но и уяснить по крайней мере ближайшее его будущее. Отсюда практическое значение такого рода исследований. Ими могут воспользоваться историки, особенно историки языка, писатели, специалисты по методике преподавания языка и вообще преподаватели- языковеды.

В настоящей работе Диалектографическая комиссия опубликовывает часть материалов, собранных экспедицией ИЯМ 1932 г. в рамках указанного направления ^х. Выбор пал на деревню Ванилово неслучайно. Во-первых, имеется описание говора этого пункта и окрестных, составленное еще в 1903 г. и содержащее некоторый материал для характеристики ваниловского говора до революции^{1 2}. Во-вторых, самый процесс изменения ваниловского говора привлекает особое внимание, поскольку одной из причин языковых изменений Вавилова за последние 25 лет является влияние организованной возле этого села фабрики, куда ваниловские крестьяне набирались в качестве рабочих. Жизнь, настроения и язык деревни Ванилово охарактеризованы в настоящей работе, как они наблюдались летом 1932 г.—последнего года первой пятилетки. В на

¹ Из собранного лингвистического материала, характеризующего говор Вавилова, здесь приводятся лишь типичные факты в ограниченном числе, поскольку допускал объем настоящей книги. Жизнь Ванилова охарактеризована здесь, поскольку это необходимо для исследователя языка.

²Н. Каринский, О говорах восточной половины Бронницкого уезда, СПБ 1903 (отд. оттиск из Изв. отд. русск. яз. и слов. Академии наук, т. VIII, кн. 1 и 2).

стоящее время—это уже пройденный весьма интересный исторический этап. Уже из наблюдений 1932 г., когда уяснялась жизнь, настроения и язык передовой ведущей группы деревни, оказалось возможным наметить изменения, которые должны были произойти в недалеком будущем.

Диалектографическая комиссия ИЯМ Академии наук СССР ставит одной из своих задач продолжить исследование языка в той же местности в конце второй пятилетки.

Материалы для настоящего издания собирались и обрабатывались участниками экспедиции 1932 г. под моим руководством. Глава «Социальная диференциация деревни Ванилово» написана Е. А. Комшиловой. Словарь бытовой составлен А. С. Бедняковым, а словарь производственных терминов—А. В. Текучевым. Все остальные части работы написаны мною.

Н. Каринский

МЕТОДИКА НАБЛЮДЕНИЙ И ЗАПИСЬ РЕЧИ В ВАНИЛОВ- СКОЙ ЭКСПЕДИЦИИ

А. Методика наблюдений

Наблюдения в экспедициях и экскурсиях по русской диалектологии, сделанные мной в продолжение 25 лет, уяснили, что характер речи крестьян (даже с фонетической ее стороны), а потому и научная ценность наблюдений стоят в тесной зависимости от тех условий, при которых происходят самые наблюдения. Поэтому вагниловская экспедиция считала необходимым в каждом конкретном случае выбирать подходящую тему для беседы, учитывать обстановку и социальную среду. Старые женщины охотно рассказывали о своей жизни в прошлом, а некоторые и об общественной работе в настоящее время, фабричные делились своими наблюдениями над работой фабрики, над культурно-просветительной стороной жизни; крестьяне—б. кустари- ткачи—подробно рассказывали о работе, о бытовой стороне жизни кустаря и социальных отношениях крестьян в старое время; библиотекарша широко информировала нас о культурно-просветительной работе, связанной с фабричной библиотекой и т. д.¹ Темы согласовывались с обстановкой: о быте наиболее удобно было говорить в избе, в семейной обстановке; о производстве и производственных отношениях в настоящее время мы говорили на фабрике; о библиотеке и ее работе—возле киоска библиотеки в часы работы библиотекарши и т. д. Разговоры велись с объектами наблюдений либо без посторонних лиц, либо в присутствии лиц, их не стесняющих². Члены ' экспедиции в процессе работы настолько стали известны крестьянам, что разговор с наблюдателями говора был достаточно непринужденным. Этого особенно легко было достигнуть, так как в деревне хорошо было известно, что работа экспедиции касается истории местного края и истории фабрики и что фабрика заинтересована в этом деле. Отсюда вытекала возможность ставить в беседах с крестьянами весьма разнообразные темы, характеризующие местную жизнь в настоящем и прошлом.

При наблюдениях принято было за правило, чтобы наблюдатель в беседе с крестьянами минимально говорил сам, предоставляя наблюдаемым как можно более рассказывать, доказывать что-либо, возбу-

¹ Этим свободным выбором тем для сообщений, который был предоставлен представителям разных социальных групп Ванилова, определяется и содержание фонографических записей (см. главу «Фонетическая транскрипция фонографических записей»),

² Экспедиция поэтому в достаточной мере должна была ознакомиться с местными отношениями.

ждая их речь по возможности лишь отдельными замечаниями (поощрением, вопросом, высказыванием несогласия, шуткой и пр.). Весьма интересными оказались наблюдения, когда крестьяне начинали беседовать между собой: тогда особенно оживлялся разговор и городские элементы речи встречались в наименьшем числе Ч

Хотя наблюдателю и следует возможно меньше говорить самому, чтобы от крестьян не записать элементов своего собственного говора, тем не менее при собирании словаря члены экспедиции должны были принимать значительное участие в беседе, наводя разговор на определенные темы в целях услышать необходимые слова и выражения. Конечно и наблюдения над изменением говора одного и того же лица в зависимости от социальной среды и тематики весьма любопытны: они дадут факты, свидетельствующие о степени влияния города (фабрики) и укажут нередко на те особенности, которые являются неизменными, т. е. наиболее устойчивыми, что не безынтересно для уяснения характера языкового процесса.

Поставив целью исследовать языковый процесс, экспедиция записывала не только особенности архаичного говора, от которого необходимо исходить, изучая языковые изменения, но собирала широко данные и для описания наиболее передового г о в о р а и промежуточных между ними. Экспедиция вела как массовые* наблюдения,. так и углубленные наблюдения над говором отдельных лиц.

Сначала изучался ваниловский диалект путем массовых наблюдений: 1) для определения основных его особенностей, 2) для уяснения резко бросающихся в глаза отличительных черт в говоре отдель-

¹ Подражание литературному языку, как известно, вообще нередко замечается в тех случаях, когда крестьяне говорят с представителями города. Деревенские жители обычно знакомы в известной степени с городским языком. В деревнях, где еще крепок старый территориальный говор и где ыесте с, тем наблюдается сильное влияние города на говор определенных социальных групп, отмечается нередко нечто в роде двуязычия: близким к городскому языком крестьяне говорят с представителями города, особенно в городе, на фабрике и пр., а более чистым деревенским языком у себя в деревне между собой. В Ванилове такого яркого изменения говора не замечалось. Однако все же некоторое приближение речи к городской можно было наблюдать в ряде случаев при разговорах с городскими жителями и на темы, тесно не связанные с деревенской жизнью. Например Бой. в таких случаях переставала цокать (см. ниже). В других местностях приходилось наблюдать резкое изменение говора одного и того же лица в условиях разговора то со своими односельчанами, то с представителем городской интеллигенции. В экспедиции 1928 г. (лингвистическая экспедиция РАНИОН) мною отмечен любопытный пример двуязычия. В деревне Богуслав Устюжйнского района корел Дм. Ив. К., научившийся русскому языку от матери, прошедший русскую школу, много ходивший на заработки по кровельной части, владеет и местным русским говором и говором, близким к литературному языку. В разговоре с членами экспедиции и говоря в фонограф, он сокращал неударяемые гласные и произносил много гласных неполного образования (кър’ел’ак, пътому што, пълучал’и, бо^ат’ьн’к’и, тр’йццьт’, м’ьмохбд’от и др.), совершенно не цокал и пр. В то же время, переходя к разговору со своими односельчанами, тут же переменяет говор: он говорит отчетливо, произнося в неударяемых слогах полновесные гласные в тех же самых словах, в которых только что произносил гласные редуцированные (тр’йццет’,. кор’ел’йк и пр.);. он ярко цокает Любопытно, что и в разговоре с нами при сильном волнении он стал говорить деревенским русским языком.

пых социальных групп, наиболее связанных с фабричным производством и менее с ним связанных, старых и молодых, женщин и мужчин, неграмотных и получивших среднее образование и пр., 3) для выявления типичных представителей этих групп, выделяющихся наиболее яркими языковыми чертами. Затем уже велись детальные наблюдения над говором этих представителей. В конечном счете оказалось возможным свести социальные говоры Ванилова к говорам двух полюсов, группе отсталой и группе передовой, и к промежуточным между ними группам. В языковом отношении указанные два полюса резко отличаются один от другого, что видно например из сличения фонографических записей речи Бок. с записями речи Лар. или Чем. (библиотекарши). Объекты для лингвистических наблюдений избирались, из лиц, не страдавших дефектами речи, что весьма тщательно проверялось. В процессе наблюдений над указанными отдельными лицами продолжались и массовые наблюдения для постоянной проверки результатов и расширения программы наблюдений. Объекты наблюдений выбирались из исконных местных жителей. Экспедиция уясняла социальные отношения каждого объекта (представителя той или другой социальной группы) в ваниловском обществе и вне его как в настоящее время, так и в прошлом. Такого рода факты важны для понимания языкового процесса. Как мы увидим, для этой цели совершенно необходимо именно изучение языка в условиях социального расслоения общества.

В экспедициях последних лет мне пришлось обратить внимание на тот факт, что изменения говора происходят в условиях известного соотношения семантики и звукового оформления. Ввиду этого фонетические и морфологические особенности записывались во фразах, что помогало уяснять причины языковых изменений¹.

■ Взяв тему «Язык деревни Ванилово», экспедиция не могла оставить в стороне соседние говоры, так как языковые изменения Ванилова в некоторых случаях невозможно было объяснить, не учитывая взаимодействия вавиловского говора с соседними территориальными говорами.

Б. Фонографические записи речи

Экспедиция работала с фонографом. Большая часть фонографических записей представлена здесь в приблизительной фонетической транскрипции^{2 * * * * * 8}. Возможность применения фонографа в целях собирания языкового материала иногда подвергалась сомнениям. Диалектологи в области русского языка почти не применяли фонографа, и транскрипций фонографических записей при описании рус

¹ Хотя в части, посвященной формальному описанию говора, я приводил

(из экономии места) и отдельные слова в качестве примеров, сокращая таким

образом записи, но настоящее исследование постоянно имеет в виду указанное

соотношение семантики и звуков речи. Собирание фонетического материала в контексте речи вполне оправдывается такими например поразительными фактами,

как употреблением дифтонгов или условиями опущения в перед с (см. главу

«Языковый процесс в говоре Ванилова в аспекте социальной диференциации

этой деревни»).

⁸ См. ниже «Фонетическая транскрипция фонографических записей».

ских говоров в печати почти не появлялось Ч Выдвигалось два основных возражения против пользования фонографом: 1) слабая и неточная передача фонографом звуков ^{1 2 3 4 5} и 2) искусственные условия говорения в «трубу», которые могут смущать говорящего и влиять на изменение его речи, делать ее необычной. Однако оба эти условия не таковы, чтобы опорочить фонограф. Во-первых, даже портативный фонограф типа диктофона (который возможно переносить, не только перевозить по проселочным дорогам) дает иногда довольно отчетливые записи ³. Во-вторых, характер записи (степень отчетливости) зависит от выбора объекта, обладающего соответствующими речевыми данными, и от постановки этого объекта перед рупором в процессе говорения, что зависит в большой мере от руководителя записями. В-третьих, искусственные условия говорения в фонограф теряют свое значение, если объекты наблюдений сами хотят говорить в фонограф, иногда говорят, забывая окружающее, говорят на близкие им, волнующие их темы, когда запись производится в приятных для говорящих условиях⁴. Наблюдатель конечно должен следить, изменяется ли говор, когда объект его наблюдений говорит в фонограф⁵. Кроме указанного следует еще отметить, что тексты, записанные при посредстве фонографа, отражают говор не полно: они могут давать повествования, разного характера сообщения, речи, произносимые на собраниях, но обыденный разговорный язык записать в фонограф почти невозможно.

Для облегчения транскрибирования (если нет времени немедленно произвести фонетическую транскрипцию) необходимо срочно на месте записать речь, произнесенную в фонограф, хотя бы и не фонетически, обратив, особенное внимание на не вполне отчетливо воспроизведенные фонографом места (внося здесь элементы фонетической записи).

¹ Мне пришлось работать с фонографом еще с 1912 г. В 1916 г. я напечатал небольшую пробу одного из псковских говоров в работе: «Очерки из истории псковской письменности и языка». (Исследование языка Псковского Шестоднева 1374 года. П-д 1916, стр. 33). В 1929 г. мною напечатана транскрипция шести проб вятского говора (Ученые записки Института языка и литературы РАН ИОН, т. III, стр. 63—66). В 1931 г. мною изданы 17 проб тверских говоров (там же, т. IV, стр. 115—126). Фонографом пользовались собиратели русского фольклора.

² О неточностях фонографических записей, но и о их необходимости говорил Панькевич 1ван в статье «Фонограф в служб! л!нгв!стыки» (Sbornik praci I Sjezdu slovanskych filologu⁰. V Praze. 1929. Praha, p. 640—643).

³ Транскрипция с таких записей оказывалась в основном одинаковой у разных лиц (конечно принимавших одну и ту же систему транскрипции). Такие опыты приходилось производить неоднократно. Кроме того фонетический материал, выделенный из фонографических записей, не расходится с фонетическим материалом непосредственных наблюдений над говором. По крайней мере типовые звуки и в том и в другом случае определяются одинаково.

⁴ Помню двух старух, которые плакали, говоря в фонограф: одна—вспоминая свою тяжелую жизнь, другая—передавая причитания невесты. Нами записан один и тот же рассказ от одних и тех же лиц в разное время (см. записи речи Л. Бок. и Бой.), в условиях разной настроенности этих объектов наблюдений. Весьма большая близость звукового оформления в этих вариантах записи и совпадение с данными непосредственных наблюдений над говором этих лиц весьма показательны.

⁵ Наблюдатель, зная обыденную речь говорящего в фонограф из непосредственных наблюдений, легко и быстро заметит уклонения в речи, нескладную сбивчивую речь, подражательную городской, и такую речь не будет продолжать записывать и не будет пользоваться уже записанным.

Однако фонографические записи, имея некоторые в значительной Степени устранимые недостатки, имеют и преимущества перед записями без помощи фонографа. Если даже стенографист иногда рятрудняется полностью записывать речь, то запись речи фонетической транскрипцией обычным путем полностью, особенно при быстром произношении, является совершенно невозможной. Наблюдатели записывали удовлетворительно отдельные слова, отдельные фразы, но цельный рассказ—с пропусками. При этом даже за точную транскрипцию всех звуков в одной фразе невозможно ручаться, поскольку при быстром течении речи чрезвычайно трудно уловить и запомнить все звуки. Некоторые собиратели говоров поэтому иногда транскрибировали отдельные звуки согласно их произношению вообще в говоре в определенных фонетических условиях или (что лучше) подчеркивали в транскрипции те буквы, которые соответствуют звукам, определенно отмеченным наблюдателем. Некоторые наблюдатели останавливали рассказчика, расспрашивали его о звуках речи ^х, заставляли повторять. Но в таком случае речь могла оказаться не менее измененной, чем при произношении в фонограф. Весьма видным преимуществом фонографической записи является то, что фонограф повторяет совершенно одинаково записанный текст, и речь в фонографическом воспроизведении может быть перенесена в любое место. Это дает возможность консультировать по транскрибированию текстов с любым специалистом. При наличии фонетической транскрипции фонографических записей больших отрезков речи оказывается нередко возможным даже статистически определять частоту употребления тех или других особенностей. Кроме того, если мы стремимся фонетические явления сопоставлять с семантическими, то нам без фонографической записи речи обойтись особенно трудно. Например, проследить, в каких случаях и насколько последовательно дифтонги связаны с интонационной концовкой^{1 2}, удалось лишь тогда, когда подверглись исследованию фонографические тексты, в которых точно отмечены концы интонационных объединений и которые представляют собою значительные по числу фраз рассказы. А это проследить в живой речи не удавалось^х. Мы пользовались в .настоящей работе фонографическими записями, считая ввиду сказанного несомненным, что фонетическая транскрипция фонографических записей проверяется и дополняется данными из непосредственных наблюдений над говором, а результаты наблюдений в свою очередь уясняются и пополняются фактами фонографических записей.

Добавлю, что живое произношение (его характер) меркнет (забывается) с течением времени, и для исследователя фонографическое воспроизведение речи весьма важно как напоминание о слуховых впечатлениях, которые существенны и фонетическими записями вполне заменены быть не могут.

¹ О. Брок, Говоры к западу отМосальска: «Нужно снисходительно относиться к передаче, поврежденной конечно частыми паузами при расспрашивании о звуковых подробностях», стр. 120.

² См^ „Фонетические и морфологические особенности ваниловского говора" (раздел „Долготы и дифтонги") и „Языковой процесс в говоре Ванилова в аспекте социальной диференциации" (раздел 8-й).

В. Принятые в работе знаки фонетической транскрипции

При записывании особенностей говора и транскрибировании фонографических записей речи пользуюсь в настоящей работе обычным русским алфавитом с дополнением к нему букв ъ, ь, j и у (задненебный фрикативный звонкий) и нескольких надстрочных знаков.

Так как изменение ваниловского говора,, как и других русских говоров, происходит главным образом в результате сильного влияния на крестьянские говоры русского литературного языка, то весьма существенным является показать степень отражения на произношении разных социальных групп городской редуцированной системы и ближайшим образом показать характер произношения неударяемых гласных. Редукция количественная нами изображается (если нет вовсе качественных изменений) знаком краткости над буквой (~). Наибольшая качественная (вместе и количественная) редукция (т. е. ярко выраженная неполнота образования и особая краткость гласной) изображается буквами ь и ь, поставленными поверх строки (м^,ёсьца,с’6т'^ьк’и). Качественно и количественно редуцированные гласные, но не приближающиеся к нулю звука, означаются посредством ъ и ь в строке (дъсв’идан’|ь, пъступ’йл, ймън’и). Если редукция такова, что мы можем все же слышась некоторый наклон в сторону какого-либо звука (а, о, у и пр.), то ставим ъ (или ь) с соответствующей буквой наверху (из’В’ёснъ®, пал’ёхчъ®, создълсъ“, нашъ°|). В случае, если мы слышим определенно гласные а, о, у, и, но они являются все же несколько редуцированными, пишем а, о, е, и пр. с ъ (или ь) наверху (б’ид’Н’ачка^ъ, пашлй]а^ь, ]е^ьч’ё]ку). Таким образом составляется ряд буквенных обозначений неударяемых звуков, начиная с самых слабых и неполных по образованию, кончая вполне отчетливыми, совершенно нередуцированными и даже долгими звуками. Долгота означается черточкой над гласной: о, а.

Вертикальной черточкой ] обозначаем конец интонационного единства, обозначающийся в говоре паузой, понижением тона и в ряде случаев долготами и дифтонгами. Основное ударение обозначаю знаком ’, а побочное—знаком '. Запятая сверху, после согласной, означает мягкость согласного. Долгие согласные обозначаются двойным написанием согласной (д’ир’бцца). Дуга над гласными^(уо) означает, дифтонгическое произношение этих гласных. Дуга над согласными—соответствующую аффрикату (дз). Аффрикаты ч и ц обозначены соответствующими буквами русского алфавита. Впрочем в транскрипции речи Л. Бок. вместо ц я писал тс (с значительно выделялся после т). Скобки, заключающие букву (j) указывают на очень слабую артикуляцию соответствующего звука. Группы букв или слов, заключенные в скобки, означают, что соответствующий текст недостаточно отчетлив в фонографической записи и транскрибировать его затруднительно. Многоточие показывает пропуск части текста (вследствие неразборчивости фонографической записи). Деление на слова для удобства чтения произведено согласно правилам современной орфографии.

ИЗ ИСТОРИИ КУЛЬТУРНО-ОБЩЕСТВЕННОЙ ЖИЗНИ ДЕРЕВНИ ВАНИЛОВО

Деревня Ванилово находится в Виноградском районе Московской области, по Рязанской ж. д. в 100 километрах от Москвы (в 10 километрах от станции).

Если мы сравним деревню Ванилово конца XIX и начала XX в. С тем, что представляет собой эта деревня после Октября, (в 1932 г.), то мы должны констатировать коренные изменения во всех сторонах ее экономической и культурно-общественной жизни.

Старое Ванилово ¹ было бедняцкой деревней ², состоявшей к началу XX в. из 200 изб, по большей части тесных (6—8 аршин). Крестьяне занимались земледелием. Вследствие малоплодородной почвы население не могло прокормить себя сельским хозяйством и принуждено было заниматься подсобными промыслами. Основным промыслом было тканье на домашних станах ³. Станы стояли в каждой избе. Ткали и мужчины и женщины, а шпули мотали старые и дети с 7—8 лет. Нередко в избах помещалось по нескольку станов ^{4 * * * 8}, которые занимали почти всю площадь пола, вследствие чего спали на полу под станами. Работали с 3—4 часов утра до 10—11 вечера, захва-

¹ Фактический материал о прошлом и настоящем Вани лова собирался II 1903, 1929, 1930 и 1932 гг. Материал 1903 г. частично был опубликован и брошюре Н. Каринского «О говорах восточной половины Бронницкого уезда», СПБ 1903. Сведения в 1929—1932 гг. были получены от рабочих и от крестьян, бывших ткачей, кустарей—преимущественно местных исконных жителей,

в фабкоме, в ячейке ВКП(б), от комсомольцев фабрики, от руководителя дере*- вспской комсомольской ячейки, от заведующего ФЗУ, от преподавателей школ

П ступени, от председателя колхоза и активных колхозников, от школьников. Сведения проверялись в процессе работы на месте. В настоящее описание вошла лишь часть собранного материала, необходимая для освещения языкового про

цесса. Необходимо упомянуть еще об архивных материалах, представляющих

цепные факты из истории фабрики (часть фабричного архива по 1923 г. находится в Бронницком районном архиве, другая часть с 1924 г.—в архиве фабрики

имени Цюрупы).

, ² Зажиточных (относительно) семейств (имевших рубленые крытые дворы, в нс, дворы, окруженные плетнем из хвороста, как у большей части крестьян) оыло не более 22 (из 200), а кулацких хозяйств—семь.

⁸ Другие подсобные заработки играли весьма незначительную _#р о ль в хозяйстве этой деревни: работали на местном очень небольшом канатном*заводе и на кожевенной фабрике; некоторые крестьяне занимались извозом на месте; драли кору для кожевенного завода, собирали травы для аптеки.

.⁴ Иногда, не имея возможности поместить станы для всех рабочих членов семьи, крестьяне из разных семей нанимали сообща просторную избу, станов на 8; во время совместной работы «спорее» шло дело.

тывая и часть ночи «на всю свецку»¹. Работа была, по отзывам крестьян, утомительная: «ни одна жилка не гуляла», «хуже, чем на каторге», «во сне не снится теперь», «сапог домашний хуже, чем сапог хозяйский» (т. е. после открытия фабрики). Пряжу доставали в Ашит- кове за 5 верст и от хозяина за тканье куска в 40 аршин получали в разное время от 80 до 30 коп. Кусок при указанной интенсивной работе можно было выработать среднему ткачу в 1 %—2 дня при условии помощи мотальщика. В случае, если на рынке товар плохо шел, хозяин' платил дешевле, задерживая окончательный расчет на год, и платил уже тогда, когда товар поднимался в цене, но по старым де- шевым)расценкам. Рассказывая о штрафах и вычетах, крестьяне говорили, что ^вычеты были из заработной платы даже на угощение, которое устраивал хозяин. При таком положении дела трудно было платить подати. Эти платежи производились, когда приезжал становой, при помощи которого кулаки скупали лес (после дележки) у крестьян, внося недоимки. Лес скупался за 3—5 рублей на избу, а впоследствии кулаки продавали крестьянам готовые срубы по 70— 80 рублей. Большая часть населения была неграмотна, так как лишь немногие дети могли посещать даже церковно-приходскую школу, занятые целые дни мотаньем шпуль в избах. Ни библиотеки, ни читальни, ни больницы поблизости не было, и крестьянам пытались привить мнение о ненужности этих учреждений. В деревне было два кабака. «Справлять праздники» с большими затратами на вино было почти исключительным развлечением крестьян. Отхожие промыслы были незначительны и сосредоточивались в близких к Ванилову местностях: уходили сезонными работниками в Гжель и Карновскую волость и туда же партиями в 5—6 человек на сенокос. Из Вавилова ушла небольшая часть крестьян работать на фабрики в Гжель, Кузнецове, Бронницы и др.

Занятая тяжелой работой целый день и даже частично ночь в своих избах, масса крестьянского населения Вавилова испытывала слабее влияние города, чем многие другие соседние деревни, где были развиты отхожие промыслы. В соседних деревнях отмечали особую темноту ² ваниловских крестьян. Немудрено, что Ванилово в это время было наиболее отсталым и по языку. Окрестные крестьяне в описываемую эпоху смеялись над ваниловским/овором: «там выворотни живут: все слова выворачивают», «там не бают, по-собацьи лают, говорят так, что понять нельзя». Незадолго перед моим посещением этих мест в 1903 г. в одной избе в деревне Дворниково «св’екрбф’ (по рассказам крестьян) потпал пасажала (ваниловскую) н’ив’ёску: «слушай, как гъвар’ат, науч’ис’си, тауда вйпущу!». В Ванилове в том же году мне жаловались старики: «в другой деревне нам молвить нельзя, пере- дражнивут», «и ф салдатаф та наших дубили, дубили!»³. Однако в говоре молодежи и нестарых мужчин в 1903 г. наблюдалось все же вли-

¹ Духота, грязь и особенно пыль от производства поразили меня при наблюдениях в 1903 г.

² Темнота деревни характеризуется между прочим мнением, которое высказывали отсталые группы Ванилова о движении станков на фабрике: «окаянный двигает станки».

² К а р и н с к и й, цит. соч., стр 47

ииие литературного языка. На эту зависимость отсталости говора от условий экономического характера мною было указано еще в 1903 г.¹.

Охарактеризованное нами экономическое состояние деревни Вани- лово продолжалось до начала XX в. В последующей истории деревни мы наблюдаем: 1) переход крестьян-кустарей от работы на станах ни фабричную работу (в качестве рабочих) и 2) переход от капиталистического производства к социалистическому.

В 1900 г. в Ванилове на крестьянской земле построен был корпус фабрики и пущены первые 200 станков, а в 1909 г. постройка была закончена^{2 *}. Так как переход от стана кустаря к фабричному станку был нетруден, то при наборе рабочих взят был лишь небольшой процент рабочих с других фабрик ⁸, вся же масса фабричных рабочих на Ваниловской фабрике состояла из крестьян Ванилова, Левычина и других соседних деревень. Перед революцией почти каждая крестьянская семья Ванилова была связана с фабрикой; из многих семей работали на фабрике по нескольку человек. Переход на работу на фабрике сперва как будто улучшил экономическое положение деревни. Особенно это наблюдалось в первое время, когда набирали штат рабочих^{4 * * *}. Однако скоро крестьяне убедились, что они попали еще в худшую кабалу. Рабочий день на фабрике продолжался 14 часов (старый кочегар мне говорил, что ему нередко приходилось работать с 3 часов утра до И вечера, с перерывом па обед). Средний ткач зарабатывал 80 коп. в день. Когда набран был полный комплект, то учащихся ткачей заставляли работать на станках даром в продолжение года, после чего они могли быть приняты в число рабочих. За время болезни и «прогулов» от несчастных случаев рабочие ничего не получали. При фабрике не было школы, как не было каких-либо культурных учреждений для рабочих. Крестьяне Ванилова и в этот период не бросали землю, и свободные от работы на фабрике члены семейств продолжали за-

¹ Там же, стр. 48: «В Ванилове и некоторых деревнях Пятницкого погоста и Гвоздни многие семьи безотлучно живут в деревне, так как ткут всю зиму у себя и избе (это является главным заработком крестьян), и в этих деревнях я весьма часто слышал такие особенности местного говора, которые в других селениях почти исчезли».

² Крестьяне говорили: Мы ему (капиталисту Гусеву) дали усадьбу, а ты хоть дай нам хлеб». Быстрое уменьшение домашних станов наблюдалось именно с 1909 г.

⁸ Старые рабочие вспоминают, что с других фабрик, было взято первоначально человек 20 рабочих мастерами и подмастерьями. Однако скоро и на места подмастерьев стали выдвигаться местные рабочие.

⁴ «После постройки фабрики народ оживел», говорили некоторые крестьяне.

Стали отделяться молодые от стариков, получив возможность строить свои избы.

Фабрикант, желая привлечь рабочих на фабрику и поставить в наибольшую за-

йнсимость от себя, давал первое время ссуды на постройку избы, покупку лошади

It пр. «Пьр’ит фабр’ику]-ту хаз’йва-т’и стал’и п’ьр’имйн’иват’ пр'йгоршн’ам’и аблъть давал’и,—тут фабр’икаъ и пашла». Но скоро рабочие стали испытывать ВСЮ тяжесть хозяйского гнета и произвола. Хозяин стал теснить, стал налагать Штрафы. За разговор против хозяина в чайной давали расчет, а, рассчитав отца, иногда и всю семью рассчитывали. Жаловаться было некому, так как инспектор труда был «желанным гостем» фабриканта. Гусев это учитывал: «Чужйх Ть ваз’м’бш, анй и забастуют, а свай-ть, шчо с н’йм’и н’и з’д’ёлаш, фс’о seJ.T'i'n», комментировали настроение фабриканта некоторые ваниловцы.